Суд в Москве начал процесс о признании событий Революции Достоинства "госпереворотом"
Дорогомиловский суд Москвы в четверг начал процесс по делу о признании событий в Украине в 2014 году "государственным переворотом".
Соответствующий иск подал экс-"регионал" Владимир Олийник, сообщает Цензор.НЕТ со ссылкой на РИА Новости.Олийник просит суд признать юридический факт "совершения в Украине госпереворота и, следовательно, нелегитимности нынешней власти".
Суд признал исковое заявление подлежащим к рассмотрению в Москве, принял его в производство и в четверг начал слушать по существу гражданское дело.
"Я утверждаю, что в действиях лиц, причастных к принятию и реализации вышеуказанных решений, есть признаки преступлений, предусматривающие ответственность по статье 109 УК Украины. Это действия, направленные на насильственное изменение или свержение конституционного строя или на захват государственной власти. В народе это называют "государственный переворот", - заявил Олийник.
Экс-"регионал" считает, что дальнейшем это поможет создать прецедент и предотвратить изменения конституции в других странах, которые привели бы к войне и нарушениям конституционных свобод граждан государства.
Топ комментарии
Кстати, в рамках процесса с нее же можно будет спросить и за оккупацию Украины, а также насильственное свержение законного правительства в 1920-21 гг.
а то что половина комментаторов сложить 2+2 с трудом могу и срать везде, все знают
А не хочет-ли этот Дорогомиловский суд Москвы назвать "госпереворотом" то, что
4.10.1993 г. танки 2-й гвардейской мотострелковой (Таманской) дивизии, на глазах у всего мира (из иностранных диппредставительств тогда велся прямой видеорепортаж), расстреляли Дом Советов России? После чего он был взят штурмом частями 4-й гвардейской танковой (Кантемировской) дивизии, 27-й отдельной мотострелковой бригады, 106-й воздушно-десантной дивизии и 16-й бригады спецназа. В результате чего были разогнаны всенародно избранные Съезд народных депутатов и Верховный Совет Российской Федерации. И именно тогда, вопреки положениям действующей Конституции, в России силовым путем была установлена президентская форма правления...
Но тыкать пальцами в сторону Украины и кричать про путч и хунту значительно проще, не так-ли?
Було от так -
Потім ось так -
І стало таке -
Далі , алгоритм такий же .
Усоп.
Тоже торжество, но неприятное. Тягостное. Дело житейское: все там
будем, чего там.
Водоватов скончался достойно и подобающе. Как член секретариата,
отмаялся он в больнице Четвертого управления, одиночная палата,
спецкомфорт с телевизором, индивидуальный пост, посменное бдение коллег,
избывавших регламент у постели и оповещавших других коллег о состоянии.
Что ж - состояние. Семьдесят четыре года, стенокардия, второй инфаркт; под
чертой - четырехтомное собрание "Избранного" в "Советском писателе",
двухтомник в "Худлите", два ордена и медали, членство в редколлегиях и
комиссиях, загранпоездки; благословленные в литературу бывшие молодые,
дети, внуки; Харон подогнал не ****** рейсовую лодку, а лаковую гондолу -
приличествующее отбытие с конечной станции вполне состоявшейся жизни.
Газеты почтили некрологами: Литфонд выписал причитающиеся двести
рублей похоронных; и гроб, в лентах и венках, выставили для прощания в
Белом зале писательской организации.
К двенадцати присутствовали: от правления, от секции прозы, от
профкома, месткома и парткома, от бюро пропаганды и Совета ветеранов:
посасывали валидольчик отдышливые сверстники, уверенно разместились по
рангам и чинам сановные и маститые; подперли стенку перспективные из клуба
молодого литератора, привлекаемые в качестве носителей гроба (лестница).
Родня блюла траур близ изголовья бесприметно и обособленно.
Минуты твердели и падали; в четверть первого выступил вперед и встал
в головах второй (рабочий так называемый) секретарь союза, Темин, с
листком в руке. Склонением головы обозначив скорбь, он выдержал паузу,
давая настояться тишине, явить себя чувству, и профессионально открыл
панихиду:
- Товарищи! Сегодня мы прощаемся с нашим другом, коллегой, провожаем
в последний путь замечательного человека, большого писателя и настоящего
коммуниста Семена Никитовича Водоватова. Всю свою жизнь, все силы, весь
свой огромный талант и щедрую душу Семен Никитович без остатка отдал нашей
Родине, нашему народу, нашей советской литературе.
Семен Никитович родился... ("Совсем молоденьким парнишкой переступил
он порог редакции" - взглядом сказал один маститый другому. - "Я хочу чтоб
к штыку приравняли перо", - ответил взгляд) ...В сорок девятом Семен
Никитович выпустил свой первый роман - "Стальной заслон" тепло отмеченный
всесоюзной критикой, и был принят в ряды Союза писателей СССР.
И еще пять минут (две страницы) освещал Темин творческий путь
покойного, завершив усилением голоса на вечной памяти в сердцах и высоком
месте в литературе.
Следом поперхал, оперся тверже о палочку Трощенко, и в мемуарных
тонах рассказал, каким добрым и интересным человеком был его друг Сема
Водоватов и как много и упорно работал он над своими произведениями. И
такое возникло ощущение, что Трощенко словно прощается ненадолго с
ушедшим, словно извиняется перед ним, что из них двоих не он первый, и
слушали его с сочувствием, отмечая и ненарочитую слезу, и одновременно
инстинктивное удовлетворение, что он переживает похороны друга, а не
наоборот.
Некрасивая, условно-молодая поэтесса Шонина, вцепилась коготками в
спинку ампирного стула и продекламировала специально сочиненные к случаю,
посвященные усопшему стихи: стихи тоже были некрасивые, какие-то
условно-молодые, со слишком уж искренним и уместным надрывом, но все
знали, что Водоватов ей протежировал, звонил в журналы, даже одалживал
деньги - из меценатства, без оформленной стариковско-мужской корысти, и
это тоже производило умиротворяющее, приличествующее впечатление.
И долго еще проповедовали о человечности и таланте Водоватова, о
трудной, непростой и счастливой его жизни, о замечательных книгах,
несвершенных замыслах и признании народом и государством его заслуг.
Церемония двигалась по первому разряду. Как причитали некогда
кладбищенские нищие, "дай Бог нам с вами такие похороны".
Полтораста человек надышали в зале, совея от элегических мыслей о
смерти и вечности, от сознания, что достойно отдают человеческий и
гражданский долг покойному, выискивая и лелея печально-светлые чувства в
извитых душах деловых горожан: время панихида рассчитали грамотно, чтоб не
успели перетомиться скукой, но как вечно ведется, речи затянулись,
прибавлялось ораторов сверх ожидания, намекалось на сведение старых
литературных счетов - перетекало в разновидность обычного и беспредметного
собрания; по шестеро натягивали на рукава черные повязки, в шестую уже
смену менялись в почетный караул у гроба, в задних рядах поглядывали
украдкой на часы, и все соображали, когда вернутся с кладбища и не
сорвутся ли вечерние планы...
Уже вытирали пот и завидовали тем, кто толпился перед входом на
лестничной площадке, не поместившись в зале, и там теперь имели
возможность курить и тихо переговариваться.
И уже поднимался снизу водитель одного из автобусов и со спокойной
грубоватостью человека рабочего и профессионала спрашивал у распорядителя
похорон очеркиста Смельгинского, когда же наконец поедут, и уже
председатель комиссии пышноусый научнопопуляризатор Завидович кивнул
коротко Темину и собрался показать рукой, чтоб разбирали нести венки, а
молодым литераторам поднимать гроб, когда из настроенной к шевелению толпы
выделились двое и подступили к Завидовичу с интимной деловитостью
посвященных.
Тот, что помоложе, в официальном костюме и с официальным лицом,
отрекомендовался нотариусом и известил вполголоса, что имеет место
завещание покойного и воля его - огласить в конце панихиды письмо-прощание
Водоватова к коллегам. В доказательство чего открыл номерные замки
дипломата и предъявил заверенное завещание.
Второй же, старик в черной пиджачной паре со складками от долгого
пребывания в тесном шкафу, на вопрос: "Вы родственник? Входите в число
наследников?" - ответил не совсем впопад: "Нет, я его друг... по рыбалке,
и на Шексну ездили, и везде... говорили обо всем... много" Дискант старика
срывался, выглядел он волнующимся, неуверенным... Темин приблизился, также
ознакомился с завещанием и сразу выцелил, что старику Баранову Борису
Петровичу, отказывается две тысячи рубле при условии, что он выполнит
неукоснительно последнюю волю покойного и прочтет над гробом его последнее
обращение к коллегам.
Не хотелось Темину это разрешать... но и отказать было невозможно, да
и причин не было: он повертел плотный желтоватый конверт, запечатанный
алым сургучом с Гербом СССР, вручил Баранову и разрешающе кивнул: давайте,
мол, но скорее, время поджимает.
Старик подержал конверт и стал ломать сургуч, кроша.
Темин, выдвинувшись, объявил:
- Товарищи! Семен Никитович, помня обо всех нас, перед смертью
попрощался с нами. Есть его прощальное письмо. Прочесть его он поручил
своему старому другу... (выслушал подсказку нотариуса за спиной) близкому,
старому другу Борису Петровичу Баранову. - И отступил.
Старик шевельнулся, на пустом пространстве, помедлил, посмотрел в
спокойное, мертвое лицо с натеками подле ушей и протянул руку, коснулся
плеча покойника живым, отпускающим и успокаивающим жестом.
Развернул бумагу, моргнул, неловко одной рукой принялся извлекать
очки из очешника и пристраивать на нос.
И наконец, прерывисто вздохнув, вперившись в строчки, спертым
пресекающимся голосом произнес невыразительно:
"Ненавижу вас всех. Ненавижу.
Бездари. Грязь.
Воздаст Господь каждому по делам его, воздаст".
Тишина разверзлась, как пропасть, весь воздух вдруг выкачали,
Чудовий жарт , давай ще ...не зупиняйся .
Лично для него, как исполнявшего обязанности Верховного Главнокомандования:
УК Украины, ст. 408:
"1. Дезертирство, то есть самовольное оставление части или места службы с целью уклониться от военной службы, а также неявка с той же целью на службу при назначении, переводе, из командировки, отпуска или лечебного учреждения -
наказываются лишением свободы на срок от двух до пяти лет.
2. Дезертирство с оружием или по предварительному сговору группой лиц-
наказывается лишением свободы на срок от пяти до десяти лет.
3. Деяние, предусмотренное частями первой или второй настоящей статьи, совершенное в условиях военного положения или в боевой обстановке, -
наказывается лишением свободы на срок от пяти до двенадцати лет."
А еще взял у )(ейла кредитик 20 лярдов омериканских гринов, за 3 шт. отдал Крым, осталось за 17 весь левый берег Днепра. Не успел. Сбежал подлец,стырив шапочку у Сени, кроликовую с кевларовой каской под ней, ну, чтобы "куля в лоб" мимо, и с ручной клаью в шести Камазах и вертолете.
P.S. А с переворотчиками мы как-нибудь разберемся, время придет. Часики тикают....
террористическим переворотом.