20 декабря Александра Тарасова написала из столичной 17-ой больницы, куда доставляют больных ковидом: "Я надеюсь выжить"

Автор: Виолетта Киртока

Оперная певица, волонтер, мама двух детей умерла 2 января. Ее друзья считают, что Сашу не начали вовремя лечить. Об этом свидетельствует переписка с Даной Яровой. Подобная есть еще у нескольких знакомых Александры.

 Вчера было открыто уголовное производство по статье 140 уголовного кодекса Украины: неисполнение или недостаточное исполнение медицинским или фармацевтическим работником своих профессиональных обязанностей вследствие небрежного или недобросовестного к ним отношения, если это привело з тяжелым последствиям для больного.

-Я виню себя, что не оставила детей и не поехала к Саше в больницу – навести кипиш, потребовать лечить Сашу как следует, спросить, почему препараты, разжижающие кровь, ей не начали вводить как только она попала в больницу, - известная волонтер Дана Яровая постоянно повторяет эти слова. Смерть Саши выбила ее из колеи. Более того. Дана осенью сама тяжело переболела ковидом. Поэтому она на себе ощутила все симптомы, изучила все возможные курсы лечения, понимает, что необходимо делать, чтобы болезнь отступила… Дана предоставила и свою переписку с Сашей, когда она уже находилась в больнице. От некоторых слов киевлянки становится жутко.

Дана постоянно спрашивала Сашу, что ей вводят, какие препараты, насколько насыщается кровь кислородом… Обычные разговоры с заболевшим ковидом. Процитируем часть этих бесед:

19 декабря:

Я в больнице три дня. И дети тоже болеют дома. Температура 39 постоянно.

Дексаметазон колют? – спрашивает Дана.

Честно – не знаю.

Потом уточняет: Да, колют дексаметазон. Сатурация у меня нормальная, 95-96, но обострилась астма.

Я надеюсь выжить…

20 декабря:

Сатурация 90. На кислороде. Ничего, блин, не колют и не капают. Выходные. Просто лежу.

Я поступала не тяжелая, но ухудшалась быстро.

Антикоагулянты дают? - спрашивает Дана

Четыре дня тут. Таблетки какие-то дают, но не подписанные. Тут просто тяжелые пациенты в основном, и к ним больше внимания. На меня трохи забили, бо поступила с нормальной сатурацией. А теперь как-то уже пора и лечить.

Я уже без кислорода не могу. Сплю с маской. Без нее задыхаюсь.

21 декабря

Я встала в туалет и упала в обморок. Откачали. Укололи утром дексаметазон.

-А капельницы? Антибиотик? – спрашивает Дана.

Нет, ничего больше. Врачей не было.

-Какая сатурация? – продолжает допытываться Дана.

На кислороде нормальная, без него 90. Нет. Уже 82.

Вечером того же дня:

Сатурация – жопа, она теперь без кислорода совсем низкая. Дышу на кислороде – но без него выключаюсь. Укололи в живот разжижающий. Вечером уже ругалась, что ничего не делают. Давление низкое.

Сатурация на кислороде 97, без него намеряла 68. Это сколько смогла выдержать без маски. А так на кислороде дышу – живу.

Но уже хоть гепарин начали колоть

22 декабря:

Пока пыталась поесть, сатурация 60. Врачей сегодня нет.

Пыталась поговорить с дежурным врачом. Она, даже не проверив сатурацию, сбежала и сказала, что позвонит мне. Пока не звонила. После этих слов Саша добавляет три смайлика...

23 декабря

Сегодня примчались все. Кололи что-то уже. И сказали, что завтра все анализы возьмут.

Дана возмущается: Ты там 6 дней лежишь, а они так и не взяли?

Да, почти неделю.

26 декабря в 9.46 Саша пишет:

Переводят в реанимацию

После этого Саша больше ничего не писала…

 скрины переписки Саши Тарасовой с Даной Яровой

-Я знаю как минимум еще четырех человек, с кем Саша общалась из больницы и кому писала приблизительно то же самое, - продолжает Дана. – Дважды в день я старалась уточнить у нее состояние, сатурацию. Я же по себе помню, как быстро ухудшается состояние при ковиде. Я, как и другие Сашины друзья, считала, что раз она в больнице, значит, ей делают все необходимое. Тем более, она находилась в клинике, которую еще весной оборудували специально для лечения больных ковидом, сюда были брошены все силы и государства, и волонтеров. И там должны были знать, что делать, лучше, чем я. Во всяком случае, в моей картине мира это именно так.

Александра Тарасова сама приехала в эту больницу, свято веря, что ей помогут. Потому она и не искала никого больше. Все же здесь есть и опыт, и все необходимое.

Перед тем, как Сашу перевели в реанимацию, она мне звонила. Это было в 6.30 утра. Но я на ночь отключаю звук телефона. Все же у меня трое детей, двое из которых – маленькие близнецы. Позже Саша написала "Меня переводят в реанимацию". Это ее последнее мне сообщение…

Первого января вечером я написала ей: "Сашка, мы все ждем, когда ты выздоровеешь". Я ей старалась каждый день что-то написать. Надеялась, когда она выздоровеет, прочтет все, поймет, что мы о ней переживали, думали, поддерживали. Не прочитает…

Каждый день после того, как Сашу перевели в реанимацию, мы общались с Наташей Воронковой, которая тоже много лет была дружна з Сашей. Она созванилась с врачами реанимации, уточняла у них Сашино состояние. Передавала мне, что сатурация поднялася на кислороде. Второго числа утром семья дала мне поспать подольше. Когда я взяла в руки телефон, увидела 15 пропущенных звонков от Наташи. И сразу все поняла… Когда мы созвонились, она мне рассказала, что Саша ночью ушла. Ей четыре раза запускали серце, а на пятый уже не смогли.

Потом начался следующий круг ада. Не отдавали Сашины документы, не показывали историю болезни. Тело отказались перевезти на вскрытие… Обо всем пришлось договариваться, ругаться, подключать людей…

Друзья Саши, занявшиеся похоронами, получили заключение о смерти, в котором указано: тромбоэмболия легочной артерии. И были в ужасе от слов медицинских работников, которые в присутствии сына сказали им: "Великая цаца умерла. Бегаете тут, хотя сказали ж вам: выходной"... Общий друг написал Дане: "Сашину машину, припаркованную возле больницы, в субботу мы забрали…А Сашу – нет"…

У нас нет претензий к врачам реанимации. У нас есть вопросы к тем, кто ее лечил в отделении неделю до этого. Вернее, почему не лечили это время, позволив болезни зайти слишком далеко?

Я считаю, Сашу могли спасти, но не спасли.

Днем второго января Сашины друзья еще не знали, как сообщить 11-летней дочери подруги о смерти мамы. Шли разговоры и о том, кто оформит опекунство над девочкой. Сын уже взрослый – ему 19 лет. Обоих детей Саша воспитывала сама.

Дети Саши: сын Костя и дочь Лиза

-Сашин сын, хоть ему и 19 лет, выглядит еще ребенком, и страшно растерян тем, что случилось, - Дана едва сдерживает слезы. – И его, и девочку мы все будем поддерживать. И сделаем все, чтобы они не чувствовали себя осиротевшими.

-Дана, вы давно знакомы с Сашей?

-С 2014 года. Она возвглавила фонд "Крылья Феникса", как только он был организован. Именно она начала завозить первые кевларовые бронежилеты, растаможивать их. Несмотря на творческую профессию, – тогда она еще была оперной певицей в столичном оперном театре, – у нее здорово получалось организовывать помощь армии. Году в 2016 она приняла предложение поработать в Министерство социальной политики. И там тоже сделала много полезной работы.

Саша очень боевая. Она могла словом так припечатать, что мало не казалось. Зная это качество, ее отправляли на все важные встречи в министерства и к чиновникам. Она задавала неудобные вопросы. В глаза могла сказать: вы врете, в той части, на том полигоне этого нет. Она не боялась озвучивать проблему.

Помню, мы вместе с ней во время событий в Зеленополье в 2014 году пришли в администрацию президента. Тогдашний министр обороны Гелетей рассказывал, что все хорошо, что у нашей армии все есть. А она набрала бойцов, которые находились в окружении, у которых не было ни боеприпасов, ни воды. И по громкой связи они рассказали, как все обстоит на самом деле.

-Саша мне помогла медицинской аппаратурой для нашей волонтерской "Ласточки", которая вывезла не одного раненого, - говорит медсестра полка "Киев-1" Оксана. – Это такой человек был – для нее не существовало своих или чужих. Она не делила бойцов: этим помогаю, а этим – нет. Она старалась решить любую проблему.

Саша Тарасова с сыном Костей

В день смерти Александры Тарасовой в фейсбуке многие были ошарашены этой новостью. Люди, знакомые с ней, не скрывали свого горя. Такие слова написала Анна Майборода:

"Пам’яті Саші

Був квітень 14го. Ще не було війни. Десанти та мобілізовані 95ї у Доброполлі. Крим окупований. Ми вивозили військових із Криму, допомагали різним підрозділам.

Піднімали БТРи, закуповуючи акумулятори. Намагалися зрозуміти про каски, броніки та розгрузки та ще 100500 завдань кожного дня... З

Oleg Khomenko домовились зустрітися на Трьохсвятительській у Наталия Шолоико.

Мені потрібні були ліки для 2-го бату 95-ої, та й окрім ліків спитати, де взяти броніки та каски..

- А он Наталя Воронкова, спитай її, може вона знає, де взяти...

- Броніки, хм... Ща дам телефон Саші Тарасової. Вона співачка оперного, знає...

Так у мене з’явився номер Саші Тарасової - волонтера, співачки, подруги, друга, справжньої людини, гарної мами, голови фондів, керівника департаменту, талановитої сильні чарівної жінки.

Тобі дуже личив чорний блайзер, джинси та великий джип.

Робота у фондах, розчарування, навчання, робота в Мінсоці, протезування - я навіть не можу пригадати всього. З тобою було важко сперечатись, ти чітко відстоювала власну думку.

Тільки одиниці знають, через що тобі прийшлося пройти з весни 14-го року.

Тільки близькі тобі люди знають, як начебто "свої" перетворювалися на ворогів. Але ти знаходила сили. Ти переступала, дужала та йшла. У будь-якій ситуації, попри біль у серці, на твоєму обличчі була посмішка. І будь то день чи ніч - ти на зв‘язку, завжди готова прийти на допомогу.

Плаче серце, душа, течуть сльози.

Жах. Жах.

Пробач, посестро Сашуня, ми не змогли вберегти тебе..."

С Сашей сталкивались по самым разным вопросам. И она неизменно помогала:

- Я обратилась к Саше Тарасовой, когда мы оформляли документы добровольцу со второй группой инвалидности, - рассказывает волонтер Анастасия Шуба. – На тот момент он десять лет уже жил в Киеве, но его никак не могли поставить на квартучет. Саша на тот момент уже работала в Министерстве социальной политики. Она подсказала, куда писать, какие документы необходимы, что делать. Год назад боец квартиру таки получил…

Часто вместе с мамой в фондах, где она работала, – "Крылья Феникса" и "Повернись живим", бывала и ее дочь

-В фонде "Крылья Феникса" Саша отвечала за бронежилеты, - рассказывает известный волонтер, заместителем министра по вопросам временно оккупированных территорий и внутренне перемещенных лиц Георгий Тука. - Когда в 2014 году мне понадобились бронежилеты, я созвонился с Бирюковым, который меня с Сашей и связал. За брониками я поехал к ней домой. И удивился, как Сашка таскала тяжеленные плиты. Пошутил по этому поводу, мол, наравне с мужиком тянешь. А она ответила: "А что бы ты сказал, если б узнал, что еще вчера я была оперной певицей". Я обалдел. Переспросил. А она говорит: "Да, пела у нас в оперном". К моменту войны она уже ушла из театра.

Пока я была на Луганщине, мы не общались. Когда я вернулся в Киев, случайно встретил ее в Министерстве социальной политики – она работала в департаменте, который отвечал за работу с ветеранами. И так как мне довольно-таки часто звонили ребята после демобилизации, столкнувшиеся с трудной ситуацией, я всегда связывал их с Сашей. И в подавляющем количестве случав она помогала. Самое поразительное, что она никогда – ни разу! – не отказала мне кому-то помочь. После ухода из Минсоца Саша продолжила заниматься демобилизоваными бойцами, их социализацией, протезированием тяжело ранених, но уже как общественный деятель. Она очень болезненно воспринимала нашу бюрократию, ее изнутри разрывало от количества бумаг и длинных процессов, которые нужно было проходить. Саша всегда хотела быть как можно более эффективной. Очень жаль, что уходят именно такие люди, которые не опускали руки и готовы были и дальше бороться за нашу страну.

Виолетта Киртока, Цензор. НЕТ