Боец "Айдара" Юрий Асеев (Гуков): "Я считаю, что убийство Мозгового и моей жены совершил один из отрядов спецназа России при участии Плотницкого"

Автор: Вікторія Ясинська

В настоящий момент я пишу заявление на имя Авакова с тем, чтобы возбудили уголовное дело, так как погибли граждане Украины. Я связывался с одним правозащитником из России. Он мне дал контакт одного достоверного источника, который ответил мне, что операцию по зачистке Мозгового выполнял 29 ОСН ВВ МВД РФ из Уфы, это отряд спецов "Булат". Информация эта точная, расстрел лично санкционировал Владислав Сурков (помощник Путина), а Плотницкий был в курсе. Его люди принимали эту группу и осуществляли ее отход.

Если проанализировать все, что говорил официально Мозговой, ясно, что его смерть была выгодна Плотницкому. И пусть Уфа и "Булат" далеко, но я хотел бы отомстить за свою жену, в том числе тем, кто причастен к этому здесь.

Юрий

Я в журналистике с 96-го года. Работал на телевидении, в том числе донецком. Родился в Артемовске, а последние 15 лет до войны жил в Алчевске, туда мы переехали уже вместе с моей женой Аней, там же у нас родился первый ребенок. Аня тоже была журналистом. Мы много где публиковались, писали и для областных изданий, и для "Зеркала Недели", и для "Киевского Телеграфа". Наши статьи в основном были на политические темы и оппозиционного характера.

Я считаю, что общественный контроль - это второе призвание журналистики. Без общественного контроля власть забывает все моральные нормы. Где-то с 2005 года мы запустили свой проект: медиа-центр "Креатив", выпускали несколько газет. Тематика была политическая. Сайт нашего медиа-центра работал на одном из хостингов в Луганске и после того, когда год назад там все захватили, сейчас наш сайт недоступен. Я пытаюсь вернуть нам площадку, но пока не получается.

В 2012 году я работал главой избирательно-окружной комиссии в Красном Луче. У нас тогда было жесткое противостояние с ПР, и по нашему округу представитель ПР так и не победил. Нам удалось выстоять, не дрогнуть, но зато через полгода мне нарисовали уголовное дело. Я уверен, что сделали это из-за моей оппозиционной деятельности.

В конце января 2013 года меня вызвали в милицию, вручили сообщение о подозрении в том, что 28 сентября я избил малолеток возле своего дома в Алчевске. Несмотря на то, что физически меня не было в городе в этот день, они дотащили дело до суда. Никакие весомые доказательства с моей стороны не подействовали, и прокурор предъявил обвинения, а 31 декабря они вынесли мне приговор. Я написал апелляцию в Луганский апелляционный суд, но началась война и дело на этом так и зависло. Сейчас я не знаю, где оно находится, со мной до сих пор никто не связывался.

На Майдан я попал благодаря тому, что ездил в Киев помогать своему товарищу Жене Талашу, который баллотировался на выборах. Естественно, я стал ярым участником противостояния. У нас в Алчевске тоже была немногочисленная оппозиция, но когда пошли расстрелы на Майдане, мы пытались в своем городе тоже поднять какой-то пласт интеллигенции, людей, которым не безразлично будущее. Потому что, по большому счету, остальные люди просто не понимали, что происходит.

Моя жена была верующим человеком, ходила в православную церковь Московского патриархата. У них был свой православный центр, в котором они занимались хорошими делами: проблемными детьми, физическим воспитанием детей с отклонениями и так далее. Но на фоне этого всего шло утверждение идей русского мира, ценностей РПЦ и России. Я приходил в этот центр и пытался объяснить им, что Майдан - это тот самый шанс, который нам дается, чтоб что-то изменить в нашей жизни. Один раз мне удалось их убедить и они меня поддержали: мы пошли вместе на проукраинский митинг возле горсовета. Туда, конечно же, пришли люди из Партии регионов, которые пытались как-то морально на нас воздействовать. На самом деле, что оппозиции, что пророссийски настроенных людей в городе было не так много. А остальные - это абсолютно инертные люди. Которые просто будут сидеть и ждать, кто победит и перейдут на сторону победителя. Мы с друзьями брали распечатки, пытались показать людям разницу между закондательством Украниы и России, разницу в социальном обеспечении. Выходили с этими бумажками, пытались объяснять, что нам не нужна Россия и не нужно тянуть войну в наш дом. Но бесполезно.

Мы как активисты делали все, что могли. С моим боевым товарищем Колей Лысенко "троллили" прокурора, который большой взяточник. Приходили в кабинет к мэру со своими требованиями, то есть, пытались бороться с системой изо всех сил. Мне поступали постоянные угрозы, но я был достаточно радикализирован там, где заканчивалось право.

Если оно не работало, оставался единственный инструмент - кулачные разборки. Донбасс всегда был такой - каждый из нас с детства проходил уличные драки.

1 марта прошлого года у нас прошел митинг, когда вышло порядка 4 тысяч людей, из которых процентов 80 - это "туристы" из России. Они выстраивались в колонны и заходили в город с транспарантами. К ним присоединялись местные зеваки, и за счет этого получалась массовость митинга. В дальнейшем, когда эти туристы перестали к нам ездить, митинги собирались на 200, максимум 300 человек.

Во время этого митинга мы вдвоем с товарищем (других безумцев не нашлось) стояли с украинскими флагами посреди моря беснующейся толпы. На тот момент я был членом нескольких общественных организаций, то есть, был достаточно известен в городе. И руководители разных служб, с которыми я был знаком, таких, как городское СБУ, начальник горотдела милиции, подходили и уже чуть не плача просили: "Юрий Александрович, ну пожалуйста, ну уходите. Они вас затопчут - и мы ничего не сможем сделать, зачем вы их провоцируете?" Я объяснял, что мы не провоцируем, мы в своей стране. Все эти эсбэушники, они многое знали и прекрасно понимали, кто активисты с той стороны, какие существуют договоренности и с кем. Но они боялись что-либо менять, потому что везде доминировало убеждение, что существует какой-то грандиозный план, который реализуется с самого верха и на реализацию которого никто из нас не в силах повлиять.

Уже тогда, в марте-апреле прошлого года, мы понимали, что если сейчас что-то не делать, то мы потеряем Донбасс. Однажды мы собрались в штабе БЮТ в Луганске, со всей области съехались люди, которые были готовы биться против России, но все ждали какой-то там команды из Киева. Сейчас я понимаю, что нечего было ждать, а нужно было все решать одним ударом - и тогда бы пролилась минимальная кровь, и возможно, не было бы тысяч погибших.

"Айдар"

2 мая мы повесили украинский флаг над горсоветом, а 4-го я и еще пятеро знакомых поехали в батальон "Айдар", который только начинал формироваться. Познакомились с Мельничуком, который поначалу на меня произвел большое впечатление. Через неделю после нашего приезда в батальоне уже было 100 человек, но меня очень напрягало, что 10% - это люди, которые не пришли воевать, а преследовали какие-то другие, свои цели. Из-за этого у нас сразу возникли какие-то терки и с комбатом и с этими добровольцами.

На тот момент, когда я уехал в батальон, я был членом действующей комиссии из Алчевска. Накануне выборов мне позвонили и сказали, что пришли какие-то люди и сказали, что выборов не будет. Когда прошла информация что из Киева в Сватово приехали грузовики с бюллетенями, 24 мая я и глава Луганской окружной комиссии Валентин Ткалич поехали туда, чтоб найти наши бюллетени. Мы хотели, чтоб хотя бы на одном участке в округе прошли выборы. Потому что было очень важно, чтоб округ проголосовал. Но ЦИК боялся ответственности, и они начали отмораживаться, что к ним ничего не привозили. Одной из первых операций "Айдара" была как раз охота на группу, которая портила бюллетени. Мы таки поймали их. А уже через полгода после этих выборов я был в ЦИК, и они признались, что была четкая команда егерской службе никому не выдавать бюллетени, кроме двух больших северных округов.

Будучи в батальоне, мы ходили и разговаривали с людьми, в прокуратуру, в другие органы власти, давали им время, чтоб что-то исправить. Объясняли, что мы члены территориальной громады области, мы тоже живем на востоке, наш дом 70 км отсюда. И мы имеем право принимать участие в решении выработки вопросов в рамках области. Но через какое-то время репутация батальона начала ухудшаться. Именно потому, что часть батальона во главе с Мельничуком ударились в мародерство, то есть, в откровенный отжим.

А после инцидента со мной и ряда других событий, я окончательно понял, что за человек наш комбат. Меня несправедливо посадили в подвал на 8 суток, обвиняя в том, чего я не совершал: по просьбе кого-то из штабных я пообщался с сепаратистом, по прозвищу Батя, которого мы взяли в плен во время штурма Счастья. Выяснил у него, кому он выдавал оружие и обратил внимание на то, что ему нужна медицинская помощь. Но я не успел ему помочь, на следующий день этот человек умер.

Начались разборки. Друг Мельничука, Игорь Михайлович, любитель выпить, обвинил меня в том, что я отравил Батю. Он называл себя начальником тюрьмы, в которой сидели пленные. А по званию этот Игорь такой же рядовой, как и я. У нас началась перебранка, я объяснял, что наоборот хотел спасти жизнь пленному, тем более, что этого Батю должны были менять на Пулю - Надю Савченко. Но в итоге меня посадили на вещевом складе, ждать комбата. Когда приехал Мельничук, привели караульного, он весь трусился и сказал, что ничего не видел. Когда я объяснял комбату, что мы должны давать своевременную медицинскую помощь пленным, он сказал, что раз я такой умный, то буду сидеть в подвале. Я провел там 8 суток. Отказался от приема пищи. Как-то, еще до этого случая, мы ехали с Михалычем в Харьков. А он расслабился алкоголем и начал рассказывать о Мельничуке, что Петрович со всего свою долю имеет. Если ты хочешь что-то где-то там замутить, то мути, но не забывай, что Петрович - это твоя крыша, с ним надо прийти и поделиться, тогда все будет нормально. Для меня это был шок, потому что это противоречило моим принципам.

День на четвертый на караул заступил один мой товарищ Вася Гуцул, он потом погиб. Спросил, что случилось и что он может для меня сделать. Я сказал, что мне надо весточку бросить о себе. Он кинул мне телефон, сказал не звонить, а бросить смску и очень быстро. Я отправил смс своему знакомому, который поднял всех на уши, и эта история дошла до Авакова. Они решали вопрос по мне, звонили Мельничуку, а он все упирался, что я убил сепаратиста. Но люди, которые меня знали, подняли большой кипиш и меня выпустили.

Дело в том, что меня собирались убрать, но не вышло. У Мельничука вот так решать проблему - это нормально. И я не боюсь об этом говорить, потому что после того, как вышел с украинским флагом в толпу, которая могла за этот флаг разодрать - остальное не страшно.

Мельничуку я сказал, что после того, что он сделал, - не имеет права говорить о майдановских принципах. Я уехал из расположения, побыл какое-то время в Старобельске, потом отдохнул в Житомире и переехал в Харьков. А со многими айдаровцами я общался и общаюсь до сих пор. Сейчас в батальоне более-менее нормально, но Мельничук всеми своими действиями, конечно, мало того, что себя "утопил", так еще и "утопил" батальон.

Анна

Я изначально предлагал Ане выезжать в любое место, куда-нибудь подальше от зоны боевых действий, но она не хотела. Она слушала своего святого отца, который сказал ей не покидать город.

Где-то в сентябре она начала плотно сотрудничать с Мозговым. Полное название бригады "Призрак" - "коммунистическо-православная бригада Призрак". Это же просто какой-то отрыв мозга. Можно сказать, что они сошлись на общей ниве православия, а Аня была достаточно сильный журналист, она четко чувствовала слово, поэтому, Мозговой понимал, что ему такие люди очень нужны.

У нее было несколько поездок в Россию, там встречалась со Стрелковым, который более известен как Гиркин. Она была пресс-секретарем, и называли ее - командир информотряда бригады "Призрак". Информация, которая выходила в сетях от имени информотряда, - это все ее работа.

Понятно, что я все это не воспринимал. Хотя к Ане, конечно, у меня были и есть уважительные чувства, она - мать моих детей. Мы с ней вместе прожили 14 лет. Вместе занимались журналистикой. Но мы невероятно разошлись в идеологическом плане и ругались на эту тему, еще задолго до того, как я ушел в батальон. А по вопросам детей мы общались до самой ее смерти. Она звонила и рассказывала, что им надо купить. Я вывозил какие-то посылочки сам. Приезжал на самый крайний блокпост, просил ребят передать вещи с какой-то машиной, которая едет на сепарскую территорию, потому что мне появляться там было нельзя.

Она предлагала мне вернутся еще в августе и сказала, что разговаривала с батюшкой и он обещал, что со мной будет все нормально. Что посижу недельку в подвале, они во всем разберутся - и я смогу нормально жить. Понятно, что такой вариант был неприемлемым для меня, и как для человека, который за Украину, и как для бойца "Айдара", к которому у сепаратистов были очень большие претензии.

В ноябре я забрал к себе старшую дочь, ей в августе будет 13 лет. Она очень хотела быть со мной. Ее по моей просьбе вывез один мой друг. Это была очень нервная, но успешная операция. Аня про это не знала и только когда в Красном Лимане дочку с другом забрали айдаровцы, я позвонил и сказал ей, чтоб не переживала - дочка у меня.

Был момент, когда перед новым годом она мне позвонила и сказала, что будет, наверное, уходить от Мозгового. Причин я не знаю, но она так и не ушла. А однажды в феврале она мне сообщила, что у них в плену есть наш солдат ВСУ из Дебальцево, и мы готовы его просто отдать, потому что не можем оказать медицинскую помощь. У него взорвалась граната перед лицом и он может потерять зрение. Естественно, мы его забрали. Тогда мы с ней виделись впервые за долгий период и, как оказалось, в последний раз.

Мы созванивались с ней буквально за день до убийства. А 23 мая я ее набрал, но она не взяла трубку. Вечером я был дома и мне позвонил один мой знакомый из Алчевска, который работает в прокуратуре ЛНР, и сообщил, что Ани больше нет. Подтвердил, что видел расстрелянную машину своими глазами. Я позвонил тестю, попросил пока не говорить детям.

В настоящий момент я пишу заявление на имя Авакова, с тем, чтобы возбудили уголовное дело по расследованию данного инцидента, так как погибли граждане Украины. Я связывался с одним из правозащитников из России. Он мне дал контакт одного достоверного источника, который ответил мне, что операцию по зачистке Мозгового выполнял 29 ОСН ВВ МВД РФ из Уфы, это отряд спецов "Булат". Информации эта точная, расстрел лично санкционировал Владислав Сурков (помощник Путина), а Плотницкий был в курсе. Его люди принимали эту группу и осуществляли ее отход.

Если проанализировать все, что говорил официально Мозговой, ясно что его смерть была выгодна Плотницкому. И пусть Уфа и "Булат" - это далеко, но я хотел бы отомстить за свою жену, в том числе тем, кто причастен к этому здесь.

Очень печально, что и Мозговой, и Аня и прочие, так называемые, идейные, не понимали, что они строят. Я задавал и жене, и другим людям один и тот же вопрос: "Какая концепция государства?" Но там не было таких людей, которые могли бы придумать государственную концепцию.

Сейчас я думаю, что все же до того, как я уехал в "Айдар", я должен был сперва вывезти силой семью, а потом идти воевать. Да и когда она работала с "Призраком", она знала, что Мозговой под прицелом и это было не первое покушение на него. Аня мне говорила по телефону, что порой и Плотницкий, и Захарченко такое лепят, что на голову не натянешь, правда не вдавалась в подробности. В последнее время я ее всячески стимулировал разговорами, что давайте будем выходить на диалог. Но не вышло ничего.

Анна для меня остается хорошим человеком, просто тем, который ошибся и повелся на российскую пропаганду. Но обидно и горько, что все так получилось, потому что родную мать никто не заменит. Я думал, что скорее со мной что-то случится, а не с Аней.

Я безумно люблю своих детей и они меня любят очень сильно. Мне все говорят, что это мои копии. Это замечательные, бодрые, живые детки, у которых все впереди, и я очень не хочу, чтоб они видели этот беспредел в стране. Младшие сейчас у Аниных родителей. Это очень хорошие люди. Я их уважаю и понимаю, что после такой потери как дочь - внуки - это свет в окошке. Но тем не менее, я планирую к осени решить ряд вопросов, чтоб забрать детей к себе. Я их уже год не видел.

Как бы там кто ни радовался расстрелу Мозгового, меня это не радует, потому что вместе с ним погибла моя жена. А вот таких смертей, когда кто-то из близких погибает на той стороне, очень много. Я считаю, что выходить из ситуации надо мирным путем и война ничего не решит.

Сейчас я работаю в харьковской правозащитной группе. А воевать вернусь, если начнутся какие-то серьезные наступления. Еще полтора года назад я был ультранастроенным украинским патриотом. Но сейчас я понимаю, что вот эти ультрарадикальные настроения в обществе нужно искусственным образом снижать. Потому что за счет этой истерии с обеих сторон и нарастает конфликт. Сейчас я верю, что при определенных условиях возможно примирение.

За последний год я понял одно, что эта война никому не нужна из мирных граждан и могла бы закончиться прошлым летом. Донбасс - сложный регион, там большое количество маргиналов и связано это со слабыми социальными условиями. Украины-то там и не было никогда по сути. Люди видели только постоянное хамство от чиновников и постоянные откаты. Потому им и казалось, что Путин - это какая-то железная рука, которая наведет здесь порядок.

На той стороне находится немало людей, которые все еще верят в Украину. А год жизни под "ЛНР" многих изменил, горячие головы, которые кричали "Путин, Россия" уже поняли свою ошибку. Да, им не хватает пока еще смелости и мужества сказать, что мы ошибались. Просто нужно вести с ними диалог, с людьми которые не брали автоматы, которые продолжают заниматься тем, чем и занимались - выживать. Там куча людей работают без зарплаты. Им некуда и не за что уезжать. А многие из тех, которые выехали прошлым летом и осенью, - вернулись обратно. Они не смогли никак адаптироваться в другом месте и потратили все свои сбережения на это.

Я считаю, что со стороны власти является предательством предлагать отгородить этот регион решеткой. Потому что год назад они говорили, что Донбасс - это Украина, стимулировали тысячи патриотов, проживающих на той стороне для того, чтоб они выходили и боролись за Донбасс. Бросать теперь этих людей нельзя. Каждый из нас пострадал по-своему, и я реально остался без всего, что имел. Все, что я взял с собой, когда поехал на фронт, - это сумка с вещами.

Когда мы в феврале забирали нашего хлопца с ожогом лица, присутствовало сепаратистское телевидение. Мы тоже записали тогда видео. Один из людей с той стороны обратился со следующей речью: " Наша ошибка, возможно, и была в том, что мы не тот флаг подняли, но в целом мы против олигархов, мы за украинский народ, мы за диалог." Я считаю, что мы должны все успокоиться. Донбасс нельзя терять. А большинству людей нужна просто спокойная жизнь, и если вести активную пропаганду, то они примут эту сторону.

Спустя некоторое время после того, как Юрий дал интервью, его посадили по очень сомнительному делу годичной давности. Комментарий по вопросу задержания Юрия дал директор Харьковской правозащитной группы Евгений Захаров:

"Юра в розыске с третьего марта этого года. Суть обвинения в том, что жена сепаратиста, которого Юра должен был задержать, больше года назад по приказу экс-командира батальона "Айдар" Сергея Мельничука, написала заявление о преступлении. Когда более года назад Юра с товарищами пришел выполнять приказ комбата, женщина заголосила, сбежались люди. И один из троих ребят, опять-таки по приказу комбата, взял с собой ноутбук и телефон, потому что Мельничук требовал посмотреть его связи и контакты. О мужчине, которого они должны были задержать, у айдаровцев была достоверная информация, что он сепаратист и участвовал в антиукраинских акциях. Но бойцы не стали затевать драку и просто ушли. То есть, незаконного задержания не было. Имущество они вынесли не просто так, а по приказу командира.

Поначалу Юру никто не искал, да он и не прятался. С тех пор, как он покинул батальон, работал в моей организации, писал статьи, делал видео. Но когда у него убили бывшую жену, Юра стал очень подавлен и пытался разыскать информацию, кто это сделал и почему. Собрав какие-то сведения, он считал, что убийство совершили бойцы определенной части российского спецназа. Написал заявление о преступлении и принес его в харьковский горотдел. Вот там его и арестовали вместе с заявлением. Я думаю, что это совершенно несправедливо и этого так не оставлю.

Сейчас дело Юры идет почему-то по 3-ей части 187 статьи: разбой и проникновение в квартиру с оружием в руках. Расследовать его поручили военной прокуратуре Кривого Рога, почему вдруг Кривой Рог?

В общем, в этом деле - масса процессуальных нарушений.. Обвинение, я полагаю, не обоснованное и то, что он находится в СИЗО, - совершенно несправедливо. Я хочу послушать доводы защиты и попробовать взять его на поруки.

Я вижу, что обвинения Юрия в разбое совершенно не обоснованные. Даже если всерьез говорить о преступлении, то там должна быть другая квалификация. Но по сути, там вообще не должно иметь место преступление. Если так подходить к добровольцам, то любого, кто задерживал сепаратистов, сейчас можно обвинить в уголовном преступлении.

Поэтому ситуация абсурдная, и его надо выручать, привлекая общественность."

9 июля в киевском Апелляционном суде должно было пройти заседание по делу Юрия, но его перенесли, ввиду того, что прокурор и адвокат ходатайствовали сделать видео-мост с Юрием. Слушание назначено на четверг, 16 июля, на 14: 15. Каждый желающий может прийти и поддержать Юрия Асеева.

Текст и фото: Вика Ясинская, "Цензор.НЕТ"