Військовослужбовець ЗСУ Артем Карякін: "Про що я під час зустрічі запитав би Президента? Десь будують укріплення, а десь - немає зовсім нічого"
Нещодавно українські соцмережі та багато світових ЗМІ облетіло фото з міста Часів Яр: на ньому український військовий на тлі стіни з написом англійською мовою. Напис адресований західним партнерам України: "Ми не просимо надто багато. Нам потрібні лише артилерійські снаряди та авіація. Все інше ми робимо самі. Збройні сили України".
Военный на фото – уроженец Кадиевки (ныне оккупированного Стаханова на Луганщине) Артем Карякин, позывной Схидный. В свои 26 лет Артем воюет и на Донбассе, и в блогосфере; о нем снимает злобные сюжеты телеканал "Россия-24", а в родном городе он – гроза оккупантов и коллаборантов; те "вешают" на него все, что только можно повесить (а иногда – и то, что повесить нельзя).
"Угрозы я получаю постоянно и от людей разного уровня – рассказывает Артем. - Каким-то чиновникам не нравится то, что я о них публикую. Каким- то мирным не по душе то, что я раньше публиковал сведения о "грузе 200" из числа принудительно мобилизованных на территории Донбасса. В общем, каждому не нравится что-то свое. Но нет сейчас человека в Стаханове, который бы обо мне не знал. При этом часть населения меня поддерживает. Просто они не могут об этом открыто написать".
Об истории своей борьбы с оккупантами, о 8 годах партизанства и своем вкладе в информсопротивление Артем Карякин рассказал в интервью "Цензор.НЕТ"
- Артем, твое фото зашло очень многим, получилось очень выразительно. Ты сам придумал и перевел надпись?
- Надпись придумал сам, буквально за две минуты родилась такая идея. С переводом, если честно, помогла девушка: я не то чтобы в идеале знаю английский. Буквально за 2 минуты до этого скинул ей текст; говорю: "переведи мне корректно". Она хорошо знает английский, а я изначально планировал достучаться до западной аудитории. Она мне помогла с этим текстом. Хотя она мне предлагала докинуть фразу "чтобы выжить и остановить зверя". Но я решил, что это слишком жалостливо будет выглядеть. Я четко хотел написать, что остальное мы делаем сами, нам просто нужны снаряды и авиация.
- Да, в этой надписи ощущается сдержанная гордость: мол, ничего лишнего нам не надо, дайте только то, что нужно для боевых действий.
- Я просто хотел сказать не то, что мы уже погибаем и на коленях слезливо просим, а про то, что нам просто нужно оружие, чтобы остановить ЭТО здесь и сейчас самим. Чтобы это потом не пришлось делать другим странам где-то у себя. Вот и все.
- Фото неплохо разошлось по англоязычным пабликам. Ты отслеживаешь его путь?
- Да, стараюсь отслеживать. Но могу все не замечать, потому что только в твиттере - более 3 тысяч ретвитов. Плюс многие опубликовали без ссылок на меня, поэтому все отследить не могу. Но знаю, что это миллионы охватов аудитории. Очень много иностранцев опубликовали это фото именно в твиттере.
- Тебе по поводу этого фото уже звонят западные журналисты. Вот только что интервью с тобой опубликовало нидерландская "Альгемайн Дагбладет". Какие-то из их вопросов тебя удивили?
- Это мое второе или третье интервью для нидерландской газеты. До этого еще шведы меня снимали, я тогда был в Киеве. В целом ничего нового они не спрашивают. Их больше интересует моя история жизни в Стаханове. Еще спрашивают, что они могут для нас сделать и как общество или молодежь на Западе должна реагировать на происходящее, чтобы у них этого не случилось. Стандартные вопросы – и я на них отвечаю вполне стандартно.
- Скажи, а если те же журналисты (либо, скажем, зарубежные чиновники), реагируя на твое фото, скажут: господин Карякин, но ведь десятки стран уже дали Украине оружия на много миллиардов долларов. И во многом поэтому планы Путина до сих пор не осуществились. Что ты им ответишь?
- Это весьма циничный вопрос, потому что они считают в суммах, а мы - в количестве погибших. Поэтому некорректно такое спрашивать. Понятно, что, по их мнению, это очень большая помощь. Но мы отдаем куда больше. У нас каждый день гибнут побратимы, гибнут дети. В том же Часовом Яре, где я сделал эту надпись, разбиты все школы, все детские сады. Практически не осталось местных жителей. Очень многие уехали, многие погибли. Поэтому оперировать суммами, когда каждый день речь идет о человеческих жизнях, - вообще некорректно.
- Артем, те, кто впервые узнал о тебе после этого фото, принялись гуглить и прочитали примерно следующее: "Артем Карякін український військовий з позивним Східний, який народився та до 2021 року жив і партизанив в окупованому з 2014 росіянами місті Кадіївка (раніше Стаханов) Луганської області".
Информация скудная, так что давай подробнее. Сколько тебе лет?
- Сейчас – 26.
- Кем был Артем Карякин на момент оккупации Россией Кадеевки в 2014 году?
- Заканчивал одиннадцатый класс, был обычным молодым жителем Донбасса. Причем активную проукраинскую позицию я занял еще до 2014 года. И я не "выбирал сторону", как обо мне часто пишут. Вот и ваши коллеги, в том числе из западных СМИ, часто спрашивают, почему я выбрал сторону Украины. Некорректный вопрос: не выбирал никакую сторону, поскольку изначально рожден украинцем. Еще в 2012 году в Стаханове участвовал в марше в честь героев УПА. Поэтому я не выбирал сторону. Я был и остаюсь украинцем. А на момент оккупации моего города единственное, чем я мог в том возрасте помочь Вооруженным силам Украины, это передачей информации и освещением ситуации в городе. В 2014 году я создал первый свой твиттер-аккаунт; в 2015 году его удалил и создал уже нынешний. При этом я изначально планировал просто освещать, что происходит в Стаханове с точки зрения проукраинского жителя. Ведь остальная часть Украины мало знала о том, что у нас происходит. В стране были уверены, что на Донбассе остаются только пророссийские жители, они видели картинку митингов за Россию, с российскими флагами. А мне хотелось рассказать, что у нас есть и те, кто поддерживают Украину. А потом уже сопутствующая пришла другая идея. С твиттера началась передача мною разведданных.
- Вот с этого момента поподробнее. "До 2021 года жил и партизанил в оккупированном с 2014 года Стаханове" - это как?
- Тут на самом деле все просто. В 2014 я не выехал из Стаханова в силу возраста. Плюс родители не хотели покидать город… К тому же тогда боевые действия выглядели несколько иначе. Наш город не стирали с лица земли. Поэтому родители и сами не видели смысла выезжать, и мне никак не желали помочь с этим. Хотели, чтобы я оставался с ними.
Года через три я уже мог покинуть город. Но начала сильно болеть мама, а отец – наоборот, не хотел сидеть дома; стал ездить на заработки в Россию. То есть я все это время оставался с мамой. Работал удаленно, в основном, на украинские фирмы, нигде местные рубли не получал. Занимался дизайном, краудмаркетингом. Какую-то копейку зарабатывал, этого вполне хватало на жизнь. Маме приходилось постоянно делать уколы. Человек она была сложный, но очень привязана ко мне – и я сделал выбор в ее пользу. Хотя и понимал, что оставаться в Стаханове - чревато очень негативными последствиями.
В 2020 мама умерла, и я хотел было уехать оттуда полностью. Потому что мне это уже за все эти годы надоело. Но тут уже отец, он очень тяжело перенес смерть жены, - попросил остаться с ним. Через полтора года умер и отец – и тогда только я покинул город. В общем, не буду кривить душой: я оставался в Стаханове прежде всего из-за семьи.
- Раз до войны ты участвовал в марше, посвященном УПА, - значит, в Стаханове ты был на виду. И, рискну предположить, на фоне большинства ровесников в городе смотрелся белой вороной. Как при твоих, мягко говоря, не пропутинских взглядах, тебе удавалось не привлекать внимания особистов?
- Я старался не привлекать внимания. Но есть масса моментов. Я же представитель ультрас донецкого "Шахтера", многие знали меня по стикерам, которые я клеил в городе еще до 2014-го. Это были стикеры патриотические, националистические, ультрас и пр.
В начале 2014 у нас в городе уже начались проукраинские акции - и меня там многие видели. Поэтому когда большинство проукраинских жителей выехало, я ждал, что за мной вот-вот придут. К тому времени многих знакомых задержали, кинули на подвал. Наверняка они и про меня сообщили - потому что там про все расскажешь. Но, видимо, в силу моего возраста - а мне летом только исполнилось 17 - они не посчитали нужным ко мне прийти. Плюс, возможно, в 2014-15 годах многие еще могли подумать, что уж если он остался здесь, - значит, принял нашу сторону. Передумал, переосмыслил, увидел, как бомбят Славянск, Краматорск - и, наверное, взялся за голову и остался здесь…
- Излечился, стало быть, от бандеровской отравы.
- Естественно, после лета 2014 я уже не ходил с флагами Украины, поскольку это было смертельно опасно. Как-то удавалось не привлекать внимания. В твиттере, естественно, я был полностью анонимен - с анонимайзерами и прочим. Тем не менее, в 2015 году произошел первый конфуз, когда моя бывшая девушка кое-что про меня рассказала своему бывшему парню. А именно – что я украинский корректировщик. И слух пошел в массы. Но далее, чем разговоры с этим человеком (который был, кстати, ярым пророссийским активистом) дело не пошло.
- Повезло тебе. А она тебя сознательно сдала или нечаянно проговорилась?
- Сознательно сдала. Дурацкая детская ситуация: она захотела помириться со своим бывшим парнем. И как предлогом поделилась, что, вот, я такой плохой человек, еще и украинский корректировщик.
- Понятно. Что было дальше?
- На следующий день он меня встретил, отвел в курилку поговорить и сказал: Артем, она рассказала мне, что ты наводчик, но мне до этого дела нет, хотя если бы я хотел, то сказал бы пацанам из роты, и они бы тебя завтра зарезали…
На этом все закончилось. Хотя потом, я знаю, он рассказал это всем своим друзьям. А друзья у него были специфические: про ЛНР-овская Ассоциация молодежи Луганщины, молодежный парламент, МЧС, МВД и прочее. Как я потом из разговоров узнал, они просто не особо поверили этой девушке.
- Дескать, чего не скажешь про бывшего, чтобы вернуть расположение еще одного бывшего.
- Ну да. Плюс на следующий день я никуда не уехал. Ходил в техникум, как ни в чем не бывало – и такое мое поведение выглядело в их глазах нелогично. Наверное, думали так: будь я и в самом деле корректировщик - наверняка скрылся бы.
Правда, через 3 года этот человек снова прибежал ко мне домой с обвинениями: дескать, они с друзьями увидели у меня Вконтакте какие-то проукраинские публикации. Два дня этот человек ломился ко мне домой. А я не знал, что это он; мы с мамой думали, что это МГБ уже ломится. Потом поняли, что это он. Снова был разговор: он говорил, что, вот, он только что из горотдела полиции, они смотрели мои публикации. И, цитирую, "ты давай определяйся; мы здесь живем в ЛНР, и если ты за Украину, то либо уезжай, либо мы тебе пакет на голову наденем".
Понятно, что он так угрожал. Но закончиться все могло очень плачевно. Если бы меня пытали, мне было в чем сознаваться.
- В общем, везло тебе.
- Да, хотя случаи бывали разные. В 2017 году меня "принимали" в соседнем Первомайске за фотографию одного из мест дислокации. Это здание "Первомайскуголь", где дислоцировался шестой отдельной мотострелковый полк атамана Платова. Я сделал фотографию, не заметив, что на крыше сидят. У них там был секрет, то есть наблюдательный пункт. Я думал, что здание уже пустует и сфотографировал его, чтобы кое-кому показать. Но через 5 секунд с крыши поднялись два автоматчика и крикнули: стоять, сука! И все. Я замер на месте. Хотел даже бежать - на рефлексах это первое, что приходит в голову. Сейчас понимаю: если бы дернулся - они бы выстрелили. Ну, и точно не отпустили бы меня тогда.
- Но ты остался стоять. Что было дальше?
- Они спустились ко мне – и давай телефон смотреть. Ну, думаю, если они сейчас докопаются, что у меня есть твиттер, - все пропало. Плюс я забыл, что у меня в телефоне есть галерея. И когда этот молодой боевик "ЛНР" листал мою галерею, у меня от каждой фотографии замирало сердце. Он перелистывает – а я не знаю, какая фотография будет следующей. То есть не помню - может, я что-то не почистил? Потому что когда с годами ты привыкаешь к этой ситуации, можешь что-то не удалить. Бдительность снижается...
В целом он ничего у меня не нашел. Посмотрел, что у меня сфотографированы какие-то цветы, труба котельной. Спросил, зачем. Отвечаю: я просто люблю фотографию. – Ну, сейчас приедет Бабай – разберемся… (Не тот Бабай известный, а какой-то местного разлива).
- И как, приехал?
- Приехал черный "крузак", из него вышло два бородача, донских казака. Спросили, что случилось. Автоматчики объяснили, что задержали фотографа. Бабай этот такой был заспанный, что разбираться толком не стал. Спросил: нашли что-то в телефоне? Молодой говорит: нет. Хотя на самом деле молодой очень халатно проверял мой телефон.
- И слава богу, что халатно.
- Старший на меня посмотрел и говорит: дай пацанам на сигареты - и вали отсюда. И все. Хотя опять же, пролистай они чуть больше, зайди в твиттер, закончилось бы все плачевно.
Поэтому не то чтобы сильно удавалось оставаться незамеченным. Были опасные моменты…
- Уже частично понятно, как ты собирал и пересылал разведданные. А кому их отправлял?
- Разным людям, в разные ведомства. Плюс у меня было много знакомых из ультрас донецкого "Шахтера", которые после 2014 пошли воевать в ВСУ. Некоторые из них были в Дебальцево в 15 году, когда шла наступательная операция РФ. Стаханов в то время был большим военным хабом для россиян, и я реально мог очень многим помочь своим знакомым, воевавшим в Дебальцево. Я мог банально предупреждать, когда подъезжали работать "грады". А они работали, грубо говоря, каждые 10 минут. У меня с балкона дома было видно, откуда они работают. И как приехало три машины "града" - я сразу же своим пацанам сообщаю: они приехали, давайте в укрытие. Порой это очень сильно помогало, потому что у них была буквально минута, чтобы забежать в укрытие забегали в укрытие. Потом вышли, поблагодарили…
Свои данные я передавал разным структурам. В том числе спільноті "Інформнапалм", им я тоже старался помогать информацией по тем же тактическим знакам на российской технике. Тогда же не была такого открытого вторжения, как сейчас – поэтому важен был каждый шеврон, каждый тактический знак на технике; национальности тех, кто там воюет за Россию. Все это было очень важно идентифицировать.
- При этом разные наши ведомства интересовала разная информация?
- Совершенно верно. Кого-то, например, интересовала информация по работе предприятий, заводов - начиная с 2016-17. Я старался, как мог, собрать информацию о том, как работают люди, сколько человек работает. У нас в Стаханове достаточно большие предприятия были: ферросплавный завод, вагоностроительный завод.
В общем, разный слот информации нужно было собирать. Не могу сказать, что я прямо гений разведки. Таких людей, как я, очень много – было и остается по сей день. Сейчас я как раз занимаюсь, в том числе тем, что собираю информацию с той территории. Для этого в бОльшей степени у меня и создан телеграм-канал. Со мной на связи очень много жителей, которые там сейчас остаются. Проукраинских - они помогают мне разведданными. Доверяют мне, поскольку помнят еще по твиттеру, когда я сам писал из оккупации. И в 2022 году в твиттере я уже сам стал собирать от них данные.
- Давай снова вернемся в прошлое. Родителей не стало – и ты решил уехать? Тем более, что и интерес местных особистов-полицаев к тебе рос.
- Отец у меня умер в ноябре 2021 года. Как и бабушка. У меня в ноябре было двое похорон. Честно сказать, в тот момент я не то, чтобы думал про отъезд. Я вообще не и о чем не думал. Потому что остался банально один. В 2020 мама умерла. В 2021 – бабушка и тут же - отец сразу. Для меня это было огромным шоком. Я просто не понимал, что мне дальше делать. И тут меня начали вытягивать друзья из Киева. Постоянно звонили, чем могли, помогали. Говорили: уезжай сейчас; чем дольше ты будешь собираться - тем хуже потом будет. Благодаря этому я не остался там пережидать зиму до весны. Сейчас понимаю: если бы остался там еще на пару месяцев, меня бы с вероятностью на 90% принудительно мобилизовали в армию ВС РФ. И получилась бы моя история куда печальнее и сюрреалистичнее, чем она в итоге вышла.
По поводу интереса ко мне. Не думаю, что там кто-то мной заинтересовался - потому что я выехал без проблем, проехал все эти "элэнэровские" таможни. Не думаю, что был в каких-то списках – разве что "на карандаше" как не совсем благонадежный гражданин. Но сильно всерьез они мною не занимались.
- Итак, ты выехал. До начала полномасштабной войны оставалось 1-2 месяца. Что было дальше?
- В декабре я приехал в Киев. Хотел начинать нормальную, без войны, жизнь. Не рассчитывал, что она снова придет в мой дом. Но когда начинались процессы принудительной мобилизации на территории оккупированной Луганщины (это было начало февраля 2022 года), я реанимировал свой твиттер, стал заниматься ОSINTом, сбором различной информации по этой ситуации. Потому что понимал: дело явно идет к наступлению, к новой фазе войны. Понимал – но, конечно, не рассчитывал, что настолько масштабной войны.
После похорон отца я был никакой. А тут что-то начало происходить – и я возобновил старые знакомства по твиттеру в том же Стаханове, Алчевске, других оккупированных городах. Начал по крупицам собирать данные, вступил во все чаты, открытые и закрытые, какие только можно. То есть стал собирать информацию. Впоследствии, уже весной 22 года, она мне сильно поможет. И по сей день помогает.
- Что чувствовал в первый день войны?
- То, что и все. Проснулся в Киеве от взрывов. Через три дня просто во дворе дома своего вышел к людям, которые стояли с оружием. Они рядом строили блокпосты. Говорю: так и так, хочу помогать. И уже на следующий день мне предложили дежурства по ночам: если не боишься, приходи. Так я получил свое первое оружие. Без паспорта, без ничего. Мне просто выдали РПК. Спросили: умеешь пользоваться? – Нет. – Все просто, сошки откинул, залег и стреляешь…
Так и началась моя деятельность в ДФТГ. Продлилась она на окраинах Киева где-то до конца весны. Потом уже летом побратим предложил мне присоединиться к другому подразделению и воевать уже в других местах.
- В других местах – это где?
- Летом я уже оказался в Бахмуте.
- Не совсем в родных местах, но на Донбассе.
- Там очень близко до Стаханова, поэтому мне было вдвойне приятно. Хотя первое время я даже не был оформлен официально. Поехал с этим подразделением как доброволец. В целом на тот момент меня не очень интересовало. Думал: постепенно с этим делом разберемся…
- Скажи, что для тебя Бахмут? Город, которого уже нет, но остается название…
- Честно, ни с чем хорошим он не ассоциируется у меня. Сколько наших жизней он забрал… Но Часов Яр, на чьем направлении мы сейчас, близок к Бахмуту - и так или иначе приходится об этом думать. В Часовом Яру много надписей "Артемовский хлебокомбинат", это напоминает про Бахмут. Но не хотелось бы, чтобы Часов Яр превратился в Бахмут в полной мере. Город хоть и меньше - но бои за него могут быть примерно того же масштаба.
- Обратил внимание на то, что в своих постах ты про Часов Яр говоришь чуть ли не с нежностью.
- Писал я о том, что, по сути, Часов Яр сейчас не так сильно укреплен, как нужно, и в целом может повторить судьбу Бахмута. То есть история повторяется. Не хотелось, чтобы все вышло настолько же трагично. К тому же к городам, в которых ты базируешься, воюешь, ты постепенно привыкаешь, они становятся тебе родными. Запоминаешь каждую улицу - а потом, приезжая через ротацию, видишь уже совсем другие улицы. Со временем стираются все наши города; они так или иначе перестают существовать. Даже если Краматорск активно не бомбят, это не значит, что он не разрушается. Это замечают больше местные жители. Но это понимаем и я, и все военные, которые в этих городах базируются.
- Что чувствует украинский солдат, который, как ты, воюет в родных местах?
- Чувствует, что где-то на родной земле воюет. Люди, которые приехали из других областей, для них это все-таки немного чужой регион. А мы больше знаем местную публику, знаем, кто о чем думает. Можем отличить местного жителя, который к нам искренне относится хорошо - и наоборот. Ну и ощущения особые. Когда я в первый раз приехал в Бахмут, я стоял, смотрел вдаль и мне казалось, что буквально через поле - мой дом. Хотя добираться оттуда – около часа. Но этот часа уже просто нет. Ты как будто дома - но и вдали от него. Раньше ты ездил маршруткой из этого города в свой Стаханов - и все было хорошо. А тут поле, на которое ты смотришь, полностью заминировано; оттуда летит артиллерия - и ты понимаешь, что оттуда, с того конца поля, где твой дом, по тебе сейчас летят все виды ракет. Выглядит весьма сюрреалистично.
В любом случае, мне намного приятнее находиться именно в Донецкой области. Это как-то ближе к дому, чем, допустим в Харьковской области, где мы были в 2202 году. Где-то еще тешится надежда, что все эти наши города будут освобождены и что мы пойдем вперед.
- Непростой вопрос: когда Украина деоккупирует весь Донбасс, мы будем чувствовать себя на враждебной территории? Все-таки 10+ лет при махровой роспропагандде, в прифронтовой зоне, да при том, что Донбасс всегда был электоральной зоной пророссийских партий. Вот, допустим Украина вернула эти оккупированные территории. Но остаются там те же люди. Ты знаешь их психологию, как они воспринимают действительность. Что делать, чтобы не чувствовать друг друга чужими?
- Я думаю, только время поможет. Понятно, что ввиду десятилетней войны мы первое время будем чувствовать себя чужими. Явно не будет доверия к местным жителям, потому что за 10 лет оккупации многие перешли на ту сторону. Лишь время изменит положение вещей. А еще нужно понимать специфику жителей Донбасса. Большинству местных жителей - все равно, какой флаг будет висеть; главное - чтобы все было хорошо; чтобы у людей была работа, и не было войны. Это их главный тезис. Да, там много активных идейно пророссийских людей. Но в большинстве случаев причиной тому - российская пропаганда. В большинстве случаев эти людей просто не знают, о чем они говорят. Они не имеют представления об Украине, о Вооруженных силах Украины. И нам просто нужно показать им настоящую Украину, которую они не видели по российскому ТВ. Показать настоящих бойцов ВСУ - чтобы они поняли, что им ничего не угрожает, никто не будет их за русский язык убивать на улицах.
Тут, конечно, встает другой вопрос: что делать с коллаборантами? Но это уже надо будет законодательно решать. Потребуется, чтобы включались наши спецслужбы, суды, прокуратура. Законодательство тоже нужно будет дорабатывать в этом направлении. И людям, которые не сотрудничали с российской оккупационной администрацией, вряд ли что-то будет угрожать. И когда они поймут, что с приходом Украины им ничего не угрожает, не думаю, что они будут что-то иметь против.
А вот те, кто воевал за Россию, скорее всего, покинут эти города. Те, кто работал в оккупационных администрациях, еще первее выедут. То есть останется в основном такая серая масса, которая не поддерживала ни Россию, ни Украину; которой все равно. Если им дадут то, чего они просят (а они просят не так много – рабочие места, пенсии и мирное небо над головой), то в целом я не вижу никаких проблем. Им просто нужно будет время.
Сейчас вот россияне грамотно действуют: изучив жителей оккупированного Донбасса, они поняли, что те мало кому доверяют и жмут только ту протянутую руку, в которой есть пряник. И они что делают? Сделали дороги от границы до границы, практически во всей Луганской области. (Я могу о Луганщине говорить, поскольку постоянно общаюсь со своей агентурой). Плюс отремонтировали пару школ, вставили окна в роддом. Сделали это - и тут же получили массовую лояльность от местных жителей. Так что это действительно работает. Им много не надо; отремонтированная больница, которую не ремонтировали с 60-х годов, - этого уже достаточно. Этому и нам можно поучиться и взять на вооружение.
Мне, кстати, в Стаханове долгое время придется, наверное, ходить в маске. Многие побратимы даже говорят: будем заходить в Стаханов – ты будешь в маске и в очках, чтобы тебя никто не узнал. Потому что у меня там своя история. На меня там слишком многое вешают.
- Об этом мы еще поговорим, а пока скажи: в каких эпизодах войны тебе было страшнее всего?
- Страшнее всего, наверное, было в оккупации. За период боевых действий как такового страха не было, потому что ты его не успеваешь осознать. А вот когда сидишь в оккупации, и у тебя вылетает из груди сердце, когда слышишь, как кто-то поднимается по лестничной клетке; и ты думаешь, что это МГБ или ФСБ, и понимаешь, что тебе некуда бежать… Это настоящая оккупация. Ты никуда не уедешь, если тебя уже разыскивают; никуда не исчезнешь. Страшнее, чем там, мне не было нигде.
- Ты на этой войне - человек с опытом. Знаешь плюсы и минусы нашей армии. Если бы у тебя было полчаса наедине с президентом Зеленским или Главнокомандующем Сырским (сам выбирай, с кем именно), что бы ты им сказал? В чем попробовал бы убедить?
- Если по свеженаболевшему, я бы, наверное, задал вопрос по поводу оборонительных сооружений и четко устоявшейся линии сооружений по линии фронта. Потому что у нас с этим явно есть проблемы. В каждой области, в каждом регионе, на каждом участке фронта - все по-разному. Где-то строят укрепления, где-то - бетонируют. А где-то нет совсем ничего. Для меня этот момент непонятен. Инженерно мы сейчас войну проигрываем. Как армия и как государство. Мы долго смеялись над линией Вагнера, которую они строили. Но у нас самих нет даже подобия такой линии! Особенно на территории Донецкой области. То, что я сейчас вижу в районе Часова Яра, - у нас же там банально нет никаких укреплений. И это в то время, когда враг на каждом участке фронта буквально забетонировал, заминировал все! И это спасает им жизни.
У нас этого нет. Мы как-то не привыкли много копать, и у нас в Часовом Яру кроме как в подвалах обычных домов или бывших предприятий негде спрятаться и спасти свою жизни. Это очень сильно усугубляет наше положение. А ведь у нас было достаточно времени, чтобы окопаться, пока не было наступления на этом участке фронта. И для меня не совсем понятно, почему ничего толком не было сделано. У врага на юге, ближе к Крыму, - вообще неприступные крепости. У нас такого и близко нет. Это касается и Сумской области; там у меня много друзей служит в приграничных местах - и они говорят, что граница не защищена. Этот вопрос я и хотел бы обсудить. С этим действительно нужно что-то делать. Потому что всегда можно говорить, что мы отходим на заранее подготовленные позиции. Но куда важнее, наверное, их подготовить. Намного заранее, чем на них придется отходить.
- Ты же еще и популярный блогер с тысячами подписчиков в телеграме. Там у тебя тоже война с коллаборантами и оккупантами. Ты жестко пишешь про пособников оккупантов в родном городе. публикуешь их телефоны. В ответ тобой занялась роспропаганда, вплоть до телеканала Россия-24. Дело дошло до манипуляций с могилами твоих родных. Расскажи про эту историю.
- История проста: пару недель назад на мой аккаунт для связи в телеграме пришло длинное сообщение от анонимного пользователя. Дескать, я такой-сякой-плохой, долгое время отправляю деньги на оккупированные территории, чтобы за эти деньги мне передавали разведданные местные жители - но при этом не смог найти денег, чтобы заплатить кому-то за уход за могилами своих родителей.
Они попытались как-то сыграть на этой истории. Мол, ты, бесчувственная скотина, в интервью говоришь, что мечтаешь побывать на могилах родителей, - а сам за ними не следишь. И они мне написали, что там убрались; сделали это там за меня, потому что они - люди чести, и все такое. И скинули мне две фотографии могил, где установлены два больших венка и российский флаг, которые они ставят на могилы только своим военным.
- Я правильно понимаю, что они этим пытались двух зайцев убить? Во-первых, показать, какие, дескать, мы благородные. А во-вторых – завести тебя российским флагом на могилах родителей.
- Они не хотели показать, что они благородные. Они просто хотели провести на мне информационно-психологическую операцию, уколоть меня могилами. Но хотели сделать это ловко, чтобы их не обвинили в осквернении могил. Для этого они придумали историю, что они там убрались - и якобы только поэтому поставили там венки и флаги. Но во-первых, я знаю, что у отца остались дальние родственники, которые следят за могилами, и там более-менее нормально убрано всегда. А во-вторых, посередине между моими родителями - памятник прадеда, и по фото видно, что там верхушка памятника отколота и внизу. Когда я уезжал, этого не было. Что они хотели этим показать? Не знаю. Они сами это сделали либо другие вандалы – я не знаю. Но основная их цель была – задеть меня. Не думаю, что они рассчитывали, что я буду это публиковать. Но я это все выложил буквально через 5 минут. А в личку им ответил, что это, мягко говоря, низкая и безуспешная акция.
Многие СМИ эту тему подхватили. В том числе в нидерландской газете об этом у меня спрашивали. Более того, эту тему не одобрили даже с российской стороны. И через неделю я узнал, что некие военные в Стаханове ходили по конторам ритуальных услуг, показывали эти фотографии и спрашивали, не ваши ли это венки. То есть искали исполнителей этой акции. А после военных начали приходить некие люди уже в гражданском. Кто это были, я не знаю. Но, видимо, они акцию между собой не согласовали и начали разбираться, а не я ли сам все это провернул. Потому что эта ИПСО против меня – наоборот сработало против них. Потому что даже пророссийские далеко не все оценили такую выходку.
- Ты упомянул, что на тебя там "вешают" много другого. Например?
- На меня постоянно вешают вербовку в городе Стаханов молодых людей с целью получения разведданных. В сюжете Россия-24 были показаны два молодых парня, школьника, которые якобы были завербованы мной. Якобы я им отправлял деньги за разведданные. На самом деле это два школьника, которые начитались моего канала, посмотрели интервью и, скажем так, захотели немножко погеройствовать. Скинули мне пару фотографий, кому-то об этом рассказали и были задержаны. Им ничего не угрожает там. А настоящая агентура, которая работает по россиянам внутри городов, до сих пор не поймана и вряд ли они когда-либо до нее дойдут.
Еще мне приписывают разные смерти - в основном гибель мирного населения Стаханова. До сих пор на меня "вешают" двух беременных девушек, которые погибли летом 2022 года в Стаханове. Обвиняют меня в смертях всех бабушек, которые на самом деле погибли из-за того, что россияне сделали из Стаханова огромный военный хаб и устроили места дислокации посреди жилых домов. Естественно, мирные тоже от этого страдают. Но в этом, по мнению роспропаганды, виноват я как корректировщик и человек, который собирал разведданные, благодаря которым были нанесены удары.
Меня там часть города действительно искренне ненавидит. Не удивлюсь, если они ходят в церковь и ставят мне свечки за упокой. Угрозы я получаю постоянно и от людей разного уровня. Каким-то чиновникам не нравится то, что я о них публикую. Каким- то мирным не по душе то, что я раньше публиковал сведения о "грузе 200" из числа принудительно мобилизованных на территории Донбасса. В общем, каждому не нравится что-то свое. Но нет сейчас человека в Стаханове, который бы обо мне не знал. При этом часть населения меня поддерживает. Просто они не могут об этом открыто написать.
- Я правильно понимаю, что твоя работа в основном касается информационного сопротивления и работы с контактами на оккупированных территориях?
- В бОльшей степени. Хотя у нас есть работа и здесь, на участках фронта. Но в большей степени – да, разведданные, которые в дальнейшем помогают уничтожать те или иные цели. А информсопротивление – это уже как-то само собой пошло. Это не обязательная деятельность. Но у меня неплохо получается писать про оккупированную Луганскую область, поэтому почему бы и нет, если это работает и многие люди понимают то, что я пишу? Я специально разжевываю некоторые детали о том, что у них происходит. То есть, живя в своем городе, они многих деталей не знают и только из моего канала узнают подробности. И я считаю, что это как раз те процессы, которые помогут нам в дальнейшем, когда мы будем возвращаться в эти города.
- Спрошу тебя как профи: чего в информационной плоскости боятся российские оккупанты и коллаборанты?
- Я уже, честно говоря, не знаю, чего они боятся, а чего нет. Скажу так. Они очень тщательно следят за всем, что мы пишем, выкладываем, публикуем. Им очень не нравилось, что я публиковал военную технику в городе Стаханов, явно кем-то сфотографированную. Это была рискованная акция с моей стороны, потому что теоретически по фотографиям можно определить, кто их сделал. Но мы старались сделать это максимально аккуратно, с задержкой. И те люди, которые делали эти фотографии, не были арестованы. Их никто не нашел, покуда россияне не занялись установкой камер буквально на каждом шагу. Ну, к этом и так шло… Они это делают везде. Крым – тот уже давно весь в камерах. Равно как и остальная часть России.
Вместе с тем – какую роль сыграли эти фотографии? Они, по сути, показали россиянам, что те не дома и зашли на чужую территорию. Это, кстати, возвращаясь к вопросу, будем ли мы, вернув оккупированные территории, ощущать там как себя чужие. Вот так себя сейчас ощущают россияне. Если весной 2022 года они заходили в Стаханов как к себе домой и наивно полагали, что все местное население их поддерживает и они приехали их спасать, то в дальнейшем, когда они посмотрели, что в телеграме постоянно публикуют фотографии их техники, по которой потом прилетает, они поняли, что далеко не на своей территории. Что тут много людей, ждущих Украину и сотрудничающих с украинскими войсками, со спецслужбами. Это сыграло колоссальную роль в плане ИПСО. Они стали боятся даже собственной тени. Громко, может, сказано - но на деле это так и есть. Потому что они чаще стали обращать внимание на местных и меньше им доверять. И больше спрашивать самих себя: а зачем мы вообще здесь?
- Свои посты ты пишешь на русском, Кадиевку называешь Стахановым, со мной тоже беседуешь по-русски. Почему?
- Да, я Стаханов называю Стахановым, что больше воспринимается местным населением, чем если бы я писал на украинском и говорил о Кадиевке. Потому что местное население, безотносительно своих политических взглядов, все-таки больше воспринимают название Стаханов. К новому названию они еще не привыкли. Я знал, что так будет правильнее – я так больше достучусь до местного населения. Так и произошло. Если бы я постоянно писал на мове и про Кадиевку, вероятно, я не собрал бы столько подписчиков. Нужно понимать, что далеко не каждый стахановчанин подписывается на мой канал, потому что это просто опасно. Но в городе о канале знают все. И после каждого прилета тут же бегут ко мне читать, что у нас произошло. Потому что я зачастую раньше пишу, куда прилетело, чем их местные власти или соседи.
- Когда победим, собираешься вернуться домой? И вообще, чем хочешь заняться?
- Мне часто задают этот вопрос. И я за собой замечаю, что ответ постепенно меняется. В 2022 году я говорил: конечно, вернусь и буду там постоянно жить. Но чем больше времени проходит с момента отъезда, тем больше понимаешь, что, наверное, жить там уже не сможешь. Даже не ввиду всех этих военных событий. Просто пожив некоторое время в больших городах, понимаешь, что тот маленький Стаханов - немного не для тебя.
При этом у меня остается идея-фикс, что я ступлю на эту землю снова. Побываю на могилах родителей - уже с нормальными венками и без флагов России. А вот буду ли я там жить? Я бы хотел в меру сил сделать для этого города что-то значимое. Может, какими-то проукраинскими акциями, еще чем-то. Но не могу сказать, что сумею жить там как раньше, когда мы с друзьями ездили на футбол, и драка с фанатами команды-соперника была самым большим происшествием.
С другой стороны, если мы опять начнем драться из-за футбола - значит, других поводов для драки в нашей стране больше не осталось…
Евгений Кузьменко, "Цензор.НЕТ"
Фото, видео: архив Артема Карякина
