Взятие Мосула: дневники еще одной войны

Иногда чтобы лучше понять свою войну, нужно посмотреть на чужую. Иногда жуткие фото с чужой войны остро напоминают о том, что у нас четвертый год тоже продолжаются боевые действия.

На этой неделе вооруженные силы Ирака заявили об освобождении Старого города - последнего бастиона группировки «Исламское государство» в западной части Мосула (Ирак).

Мосул, по сути, взят. Хотя, взяв, нужно еще суметь сохранить контроль над освобожденной территорией...

Сегодня мы подготовили для вас материал о том, как проходила операция, в чем принципиальное отличие ситуации там и тут, и какие уроки может извлечь для себя Украина.

Читайте дневники очевидца тех событий в нашем блоге на Цензор.нет. И, читая о чужой войне, не забывайте поддерживать тех, кто сдерживает войну у нас: goo.gl/VPrx3h

***

Просыпаюсь, будто по голове чем-то ударили, - с ощущением, что проспал что-то важное, и прошло несколько суток. Снаружи доносятся хлопки выстрелов и привычные далекие взрывы, но я не придаю им значения.

Лежу и прокручиваю в голове все, что случилось вчера. Победа эта была или поражение? Что дальше?

Скручиваю спальник, собираю технику в рюкзак, просматриваю новости. Поразительно, но Интернет и связь продвигаются вместе с фронтом. Еще несколько дней назад я обратил внимание, как местный оператор Korek почти на самой передовой устанавливает специальные грузовики с усилительными антеннами.

Читаю. Группа CNN застряла где-то в городе, в окружении, взято два района на восточной окраине города, армия взяла еще одну деревню на юге. Их «взято» означает, что в тебя не стреляют. На кухне готовят завтрак - обычный для военного утра: яичница, лаваш, плавленый сыр, простой йогурт, маленькая чашка чая со столовой ложкой сахара.

По лестнице поднимаются французские солдаты с техникой, планшетами, спутниковым оборудованием. Я иду вслед за ними. Они не против, но предупреждают сразу: в кадр они попадать ни в коем случае не должны.

На крыше дома собрались генералы со свитой, разложены мониторы и системы слежения - это командный пункт. На стене висит подробная спутниковая карта, на ней генеральский атташе с рацией возле уха маркером постоянно отмечает продвижение войск. Я смотрю на зону, занятую за вчерашний день, казавшуюся необъятной, но это всего лишь процентов пять от всего города - окраина. Пару дней назад я слышал, что город возьмут за несколько месяцев, но теперь понимаю, что это затянется очень надолго.

Генералы, однако, кажется, в неплохом настроении, шутят, что-то обсуждают. Один из них, долговязый, пожилой выходец из Багдада, говорит своему «чайному помощнику» принести мне чая. У каждого генерала есть такой помощник, и это человек, с которым надо дружить, потому что он знает о генерале всё. Француз, с которым я недавно говорил, показывает мне направление, где можно ждать авиаудара, и я готовлю камеру. Снимая, я одновременно прислушиваюсь к разговорам тех, кто сидит за мониторами. Все они - французы и канадцы из сил Коалиции. Разговаривают точно, по делу, общаются с двумя отлично говорящими по-английски иракцами, вероятно, офицерами - координаторами между иракской армией и Коалицией.

Такое сотрудничество - мечта для украинской армии. Во-первых, это работа в полевых условиях, у самой линии фронта, а значит, коммуникация проходит без задержек. Во-вторых, информация в большинстве случаев очень точная. Это координация и артиллерии, и передвижения войск. Честно говоря, я не представляю, как без нее вообще можно вести активное наступление.

Несколько мониторов в высоком разрешении показывают изображение с беспилотников: «Вижу движение, - говорит один из операторов. - Двое, вооруженные автоматическим оружием, без бронежилетов, координаты такие-то». Очень точная система. Здесь же принимают и обрабатывают запросы об авиаударах и передают их в командный центр - американская база в десятке километров от фронта (о ней я планирую рассказать позже).

Во двор соседнего дома прилетает мина. Раздается треск, но никто не дергается. Я не сразу понимаю, что произошло, высовываюсь и вижу, что мина убила двух овец. Тут я снова обращаю внимание на автоматические очереди и периодические взрывы, понимаю, что вчера в этом самом месте их не было. И южнее, и севернее звуки боя стали ближе. Похоже, продвинувшись вперед, армия потеряла несколько флангов. Словно услышав мои мысли, атташе генерала указывает пальцем в сторону дороги, уходящей от нашего дома на юг. «Туда больше выезда нет, - говорит он. - Опасно».

Так еще произойдет не раз. Иракская армия захватывает кусок территории, останавливается, а на следующий день из тоннелей и тайных укрытий по флангам выбираются снайперы и обстреливают позиции со всех сторон.

Я киваю, забираю рюкзак и выхожу на улицу. Марко - высокий и спокойный, как удав, серб, который провел в Ираке много времени во время американской кампании 2003 г., уже ждет меня у ворот. Он указывает в конец широкой пригородной улицы. Мы видим там скопление людей и быстро направляемся туда, стараясь не задерживаться на открытых участках между домами, которые могут простреливаться.

То, что мы там увидели, ввело нас в ступор - между двумя домами на перекрестке царит хаос. Здесь развернули полевой госпиталь.

У меня уходит несколько минут, чтобы разобраться в происходящем. Прямо на дороге разложены полевые кушетки и носилки, на каждой - по раненому. Кто сидит, кто лежит, стоны, детский плач, суетятся врачи. Со стороны города приезжают и уезжают хаммеры - выгружают раненых солдат и гражданских и, поднимая облака пыли, буксуя в песке, мчатся обратно. Две машины «скорой» стоят в ожидании погрузки, и как только в них заталкивают по двое-трое перевязанных стабилизированных раненых, уезжают.

Мимо по дороге плетутся навьюченные сумками, толкающие перед собой тачки с пожитками мужчины, женщины в черных хиджабах и никабах, дети, старики.

Похоже, госпиталь развернули только сегодня утром и в очень правильном месте. Эта сторона - коридор, по которому из города выходят люди. Врачи - американские волонтеры, их пятеро, им помогают несколько иракских врачей. Интересно, как бы с этим справлялись украинские врачи? Разрешили бы иностранным волонтерам организовать клинику? Я не видел хорошо организованного полевого госпиталя в Украине у самой линии фронта. Обычно раненых везут довольно далеко, прежде чем они смогут получить второй уровень стабилизации, хотя, конечно, наши врачи творили настоящие чудеса. Особенно в начале войны.

Говоря «хорошо организованный», я имею в виду эффективный, а не хорошо оснащенный. Из всего, что можно ставить на улице и в доме рядом, - перевязочный материал, капельницы, базовые кардиостимуляторы. Суть эффективности такого госпиталя - в квалификации врачей и транспорте.

Через несколько месяцев после начала операции, в 30 км от Мосула (достаточно далеко, чтобы обезопасить от артиллерии и достаточно близко для транспорта), откроют большой американский госпиталь полного цикла с операционными, стационаром, квалифицированными хирургами, анестезиологами, врачами других специальностей.

Возле маленькой девочки, которую перевязывают, сидит старая женщина в хиджабе. Она в шоке, качается из стороны в сторону и плачет, повторяя какие-то слова. Я прислушиваюсь: это имена, она повторяет имена членов своей семьи. Раньше их было одиннадцать, теперь осталось двое - она и эта маленькая девочка.

Чуть дальше лежит солдат, вокруг него крутятся врачи и товарищи. Его перевязывают, он кричит: «Я хочу увидеть свою мать!». Его держит за руку друг: «Мы здесь, и мы отомстим, держись». «Возьмите Мосул! - кричит солдат. - Где командующий? Коррупция убила нас! Я был ранен четырежды! Я был ранен четырежды! Где правосудие? Где правосудие?». Офицер подходит и наклоняется над ним: «Ты герой». Но солдат все продолжает кричать: «Четыре раза, четыре раза я был ранен!».

Рядом еще один. Его только что вытащили из хаммера, заклеили дырку в легком и делают искусственное дыхание. Но он уже умер. Я вижу, как стекленеют его глаза. Он смотрит прямо в камеру.

Рядом истошно вопит женщина в ярко-синем платке. Ее держит за плечи медик, второй обильно промывает, а потом перевязывает руку с несколькими оторванными пальцами.

Люди из города продолжают выходить сотнями. Чуть дальше госпиталя им организовали отправочный пункт. Как обычно, каждого мужчину проверяют по базе, не числится ли он в списке террористов. Тут же - информатор, которого выбирают из каждой группы, он стоит рядом с офицером и шепчет ему на ухо. После проверки семьи на грузовиках отправляют в лагеря.

И так весь день без остановки.

У госпиталя останавливается хаммер, из него раздаются непривычно радостные возгласы. В машине четверо связанных мужчин с повязками на глазах. Это предполагаемые игиловцы. Никто, конечно, не знает наверняка. Солдаты бахвалятся перед товарищами, отвешивают пленным подзатыльники. Кто-то украдкой тушит о руку крупного бородатого мужчины сигарету. Тот даже не вскрикивает.

Эта естественная ликующая жестокость. У меня еще будет возможность о ней поговорить. В мелких масштабах она свойственна любой войне. В тех, которые здесь, - пожалуй, только культуре, в которой человеческая жизнь очень мало ценится. И с точки зрения государственной, и с точки зрения духовно-религиозной. К тому же война в Украине длится четвертый год. А здесь никто уже не помнит, когда не было войны.

В минуты затишья я отправляюсь поговорить с американскими врачами. Уставшие, они сидят на опустевших носилках и курят. У одного из них нашитый на груди американский флаг забрызган кровью.

Они охотно рассказывают, что основные ранения среди гражданских - осколочные (от минометных снарядов, кусочков металла от машин смертников), среди солдат - снайперские пули и все те же осколки.

«Мы тут со вчерашнего дня, - говорит американец. - Раненых очень много, приходят волнами. Вчера под конец дня мы насчитали около сотни гражданских и двадцать пять солдат. Пишите, пишите. Иракская армия никогда не рассказывает о своих потерях».

Эти цифры потерь будут сохраняться почти для каждого дня активной фазы наступления. А оно будет длиться еще восемь месяцев…

Продолжение следует…

М.Ч. для фонда «Вернись живым»