Порошенко одобрил освобождение от мобилизации преподавателей вузов и научных работников
Президент Украины Петр Порошенкоподписал закон Украины № 570-VIII "О внесении изменения в статью 23 закона Украины "О мобилизационную подготовку и мобилизацию" об освобождении от призыва на военную службу во время мобилизации отдельных категорий педагогических, научных и научно-педагогических работников". Призыву на военную службу не подлежат студенты, аспиранты и докторанты, а также научные и научно-педагогические работники.
Об этом сообщает Цензор.НЕТ со ссылкой на сайт Верховой Рады. "Возвращен с подписью от Президента", - говорится в статусе прохождения документа. Закон устанавливает, что "призыву на военную службу во время мобилизации, в период не подлежат:- студенты, аспиранты и докторанты, обучающиеся на дневной форме обучения;
- научные и научно-педагогические работники, имеющие ученое звание и/или научную степень и работают в высших учебных заведениях, научных учреждениях и организациях по основному месту работы не менее чем на 0,75 ставки".
Законом также установлено, что военнослужащие из числа лиц, указанных в абзаце третьем части второй статьи 23 закона Украины "О мобилизационной подготовке и мобилизации" (в редакции настоящего закона), призванные на военную службу по призыву при мобилизации, в период до вступления в силу этого закона, подлежат освобождению, если они не выразили желание продолжать военную службу.
24.05.2015
Рубрика: http://www.aboutru.com/category/culture/ Культура , http://www.aboutru.com/category/opinions/ Мнения
http://www.aboutru.com/2015/05/14378/#respond Отзывов нет »
http://www.aboutru.com/wp-content/uploads/2015/05/1432217661_221436_63.jpg
...В последние годы я стал мало читать. Только по делу и очень
избирательно. А тут вдруг Ирина Уварова присылает книгу Юлия Даниэля,
две старые его повести.
Одна из них - скандальная, вышедшая на Западе в советское время и
повлекшая за собой процесс Синявского - Даниэля: повесть «Говорит
Москва», а вторая, совсем мне не известная, - «Искупление».
Прочел я эти две повести, и меня не то что захватило, - ударило.
Ошеломило. Просто вышибло. Помните, про что история? Вроде как
анекдотическая.
Обычная, может, даже интеллигентная, легкомысленно существующая,
выпивающая, травящая анекдоты, баб трахающая и интригующая между собой
молодежь - вдруг на одной из вечеринок слышит объявление по радио: через
месяц или два назначается День открытых убийств. Народ сначала,
естественно, не понимает, как это может быть. Конечно, о том, что где-то
кого-то почему-то расстреливали, вроде все знали, но.. «День ОТКРЫТЫХ
убийств» звучит как-то уж слишком. Народ даже пытается юморить по этому
поводу. Времени до этого Дня еще много. Так что можно продолжать жить,
как жили: выпивать, дурака валять, ходить на работу. Но чем ближе дата,
тем явственнее чувствуется: вокруг что-то происходит. С каждым днем на
улице все меньше и меньше народу, люди как-то стараются друг с другом не
встречаться. Причем в указе четко сказано: нельзя убивать детей,
милиционеров, вагоновожатых, грабить нельзя, еще чего-то нельзя...
То есть убийства разрешены не все и в строгих временных ограничениях.
И все-таки наш герой, прожженный бабник, весельчак, бывший
фронтовик (т.е. такой, понимаю я, как сам Даниэль) думает, что,
пожалуй, лучше пересидеть дома этот день. Но потом его берет злость. Как
же так? Неужели он так и будет отсиживаться? И неужели все трусливо не
выйдут на улицу?! Утром Дня открытых убийств он решительно собирается.
Сначала выходит в коридор своей коммунальной квартиры, где десять
комнат, и в каждой - своя семья, своя компания. Обычно квартира утром
кишит людьми, все торопятся на работу… На этот раз в коридоре, в
сортире, на кухне - никого. Как в пустыне. Он идет, потому что не может
не идти. Он должен, несмотря на День открытых убийств. Ведь он ни в чем
не виноват. Поэтому… Чего ему бояться? И он идет и идет по вымершим
улицам. Доходит до Красной площади. Там тоже почти безлюдно. Только
несколько каких-то людей, чем-то напоминающих самого героя, маячат.
Караул № 1: две застывшие мумии караулят третью мумию. И вдруг кто-то
набрасывается на него сзади, стараясь то ли удушить, то ли убить. Он
делает несколько резких движений, сбрасывает с себя этого человека и
слышит его слова: «Ну, тогда ты убивай». Видимо, такие правила, понимает
герой.
Он поднимает голову: ничего не изменилось. Красная площадь.
Мавзолей. Как караулили две мумии третью, так и продолжают ее караулить.
Только пыль осела на сапоге застывшего курсанта.
Проходит День открытых убийств, и наступает 7 Ноября. Главный
герой - опять в компании: все встречаются, выпивают-закусывают, мужчины
кокетничают с дамами, и те и другие предвкушают какие-то ночные
похождения. И вдруг кто-то спрашивает: «Ну, как ты провел тот день?» -
«Ой, я просидел весь день дома». - «И я просидел». И люди начинают
весело (с юмором!) обсуждать, как прошел День (вдумайтесь!) открытых
убийств. Потом кто-то рассказывает, что по всему Советскому Союзу убили
70 человек - только 70. В Таджикистане или Узбекистане, не помню,
убивали главным образом русских. Страшная резня происходила между
армянами и азербайджанцами в Карабахе. На Украине переусердствовали,
превысив процент допустимых убийств, поэтому потом уволили кого-то из
высоких начальников. В Литве отказались убивать, но республику обвинили в
невыполнении указа партии и правительства.
И все это молодые люди рассказывают весело. Самое ужасное - что рассказывают, как анекдот.
Вот с этого момента в тебя входит ужас. Нет, раньше, с того
момента как герой выходит в пустынную коммуналку. Каким-то образом
автору удается включить меня в действие невероятно сильно, и меня просто
начинает потряхивать от этого ощущения пустоты и опасности в
обыкновенной коммунальной квартире.
Самое страшное в России (мы с Гетой давно это поняли) - когда
наступает эпоха анекдотов, когда по поводу ужаснейших вещей у нас
привычно идет интеллигентское вышучивание: мол, мы же знаем, в какой
стране живем, вот менты убили Магницкого, ну да, кто-то кого-то убил на
мосту рядом с Кремлем… Анекдот. Все это с ужасом напоминает времена
ЭСЭСЭСЭРа. Когда ты ничего не можешь сделать, ты просто иронизируешь.
Это вечное оружие интеллигенции - иронически отгородиться. Принять все
происходящее, но и - как бы отгородиться. И вдруг все это я читаю на
бумаге, просто как про себя и про всех нас, сегодня! Читаю в книжке,
написанной в 1960 году. В 1965-м автора, кажется, уже арестовали. Я был
нокаутирован!
Я знал про повесть Ю. Даниэля «Говорит Москва». Вернее, повесть
Николая Аржака. Что-то такое помнил про главную метафору - День
разрешенных убийств. Но время прошло. Теперь всеми как-то забылось, что
это было. Вроде судебный процесс, и вроде кого-то посадили... Ах да,
Синявского и Даниэля! Вот это, именно это до ужаса характерно для
сегодняшнего времени: все всё знают, но подзабыли. В чем было дело, не
помним.
Чтобы вы поняли, куда я клоню, придется вам и второе произведение Даниэля рассказать - «Искупление».
Опять - группа молодежи того времени, тридцатилетние: выпивают,
закусывают, бабы, то-се. Опять же рассказ - от первого лица, и ты сразу
чувствуешь себя персонажем этой истории. Вот у героя - очередная
барышня, и он решил, что, пожалуй, он ее любит, а она, точно, любит его.
Они, естественно, периодически спят друг с другом, и пора как-то решать
судьбу. Он и раньше спал с барышнями, но, пожалуй, сейчас чувствует то,
чего не ощущал раньше. Они приходят в новую компанию. Там знакомые и
друзья, а есть совсем или еле-еле знакомые, как это всегда бывает. Герой
пересекается взглядом с каким-то человеком, лицо ему кажется знакомым,
но он никак не может вспомнить, кто это. Правда, человек этот смотрит на
него очень внимательно и, пожалуй, неприязненно… Надо же вспомнить, кто
он такой?! Ну забыл, не помню.
Герой не выдерживает, подходит к незнакомцу: «Вы так на меня
смотрите, что я понимаю: мы с вами знакомы. Но я никак не могу
вспомнить, кто вы такой. Мы действительно знакомы?» «Да, - так же
неприязненно отвечает незнакомец, - мы с вами знакомы. Мы встречались
такого-то года, месяца, числа, за день до моего ареста, в такой-то
компании». - «Да-да, может быть, но я не помню этого». Я пересказываю
своими словами, но за суть ручаюсь.
Вечеринка кончается, герой отправляется домой, по дороге думает
про девушек, про то, что надо бы еще выпить. И неотвязная мысль: «Он так
сказал это, как будто я в чем-то перед ним виноват. Но я ничего не
сделал, уж я-то знаю». Проходит день, два, три, и герой решает с
незнакомцем все-таки поговорить, так дальше невозможно. Через знакомых
находит его телефон и договаривается о встрече. Встречаются они в
каком-то кафе, садятся друг против друга. Тот говорит: «А я знал, что вы
мне позвоните, - и объясняет: - В той компании нас было четверо. Я там
шутил, рассказывал анекдоты, высказывал то, чего говорить нельзя. На
следующий день меня арестовали, и это сделали вы». Герой в полной
растерянности. «Да, это сделали вы. Я в этом уверен, потому что вторым
человеком в этой компании была моя любимая женщина, которая не могла
этого сделать, а третьим - мой друг, который сел вместе со мной. Это
сделали вы... Я понимаю, что вы не примете моих обвинений. Но я сделаю
все возможное, чтобы все знали: вы - стукач. Чтобы никто не посмел
больше подавать вам руки и чтобы ни одна женщина не смела спать с вами».
Сначала мне, Каме Гинкасу, все это показалось несколько
преувеличенным. Какая-то неправда! И потом - как можно выполнить
подобную угрозу?
Проходит несколько дней. Герой является на работу, слышит, как
все за дверью хохочут, про что-то рассказывают, кажется, именно про
него. Когда же он входит, все замолкают. Дальше - больше.
И у меня начинается боль в сердце. Вы знаете, что у меня больное
сердце, но считается, что оно никогда не болит. Со времени последнего
инфаркта, когда мне поставили стент, оно не болит. Да и тогда не болело,
только жгло. Когда говорят «болит сердце», я не понимаю, что это такое.
«Жгло» - это не «болит», это другое.
А тут вдруг - болит сердце. Я понимаю, что я вместе с героем
ничего доказать не могу! Объяснить не могу! И люди, с которыми я, то
есть он, то есть я, встречаюсь, от меня отворачиваются. Герой
встречается с человеком, который тоже был в той компании, где герой
впервые увидел незнакомца. Он старше, он поэт, он сам захотел
встретиться. «Я понимаю, что с вами происходит, - говорит этот человек, -
но вы не обращайте внимания. Тут ничего не поделаешь. Я, как человек
поживший и кое-что видевший, понимаю вас. Поверьте, все это не имеет
значения. Имеет значение только женщина, которая вас любит и которую
любите вы. Имеет значение, чтобы она была с вами, на все остальное -
плевать».
Герою становится ле
Слава Україні - Героям слава!
Обожаю совок, в общем. Сильное, честное и могучее государство было. И там мы с моей бабушкой из Винницы жили в одной стране. А сейчас...