И.о. директора Госбюро расследований Александр Соколов: дело о "вагнеровцах" расследуют по статье "Разглашение государственной тайны"
Исполняющий обязанности директора Госбюро расследований Александр Соколов рассказал Цензор.НЕТ о скандале с "вагнеровцами", "пленках Ермака", общении с новым замглавы ОП Татаровым и о том, зачем нужно было опечатывать клистроны.
"КОГДА БЫВШИЙ ГЛАВА ОФИСА ПРЕЗИДЕНТА ЗАЯВИЛ ИНФОРМАЦИЮ ПО КОНКРЕТНЫМ ФАКТАМ, МЫ ПОСЧИТАЛИ, ЧТО ХРАНИТЬ МОЛЧАНИЕ УЖЕ НЕ ИМЕЕТ СМЫСЛА"
– Госбюро расследований очень оперативно отреагировало на заявления бывшего главы Офиса Президента Андрея Богдана о "деле вагнеровцев" - его вызвали на допрос как свидетеля. В рамках какого уголовного производства его допрашивали и когда это производство было открыто?
– Уголовное производство было открыто после появления в средствах массовой информации, в частности, в одном известном вам издании, информации о срыве спецоперации спецслужб Украины по поводу вывода боевиков на контролируемые позиции. Первым на своей странице в Фейсбуке об этом написал Юрий Бутусов. Потом это дал "Цензор.НЕТ" и поддержали другие СМИ.
ГБР открыло уголовное производство, о котором до недавнего времени никто не знал. Когда же бывший глава Офиса Президента заявил информацию по конкретным фактам, мы посчитали, что хранить молчание уже не имеет смысла. Мы рассчитывали, что он сможет рассказать что-то новое, предоставить какие-то документы, черновики, если они существуют. С учетом его предыдущей должности предполагали, что он может обладать подобной информацией. Ведь все заявляют, что эта спецоперация готовилась и реализовывалась около года, так что, в принципе, в период своего пребывания на должности главы Офиса Президента он мог владеть какой-то информацией.
– Что-то удалось узнать?
– Если вкратце, то он заявил, что ему все известно из средств массовой информации, остальное – это его выводы с учетом жизненного опыта и юридического образования. Каких-либо документов он не предоставил.
– По какой статье расследуется это уголовное производство?
– Дело открыто по ст. 328 Уголовного кодекса – "Разглашение государственной тайны". Объясню, почему. Если это была секретная спецоперация, и о ней стало всем известно, в том числе и иностранной стороне, это является разглашением государственной тайны.
– СБУ тоже открыла уголовные производства по срыву спецоперации и по утечке информации. Планируете ли вы как-то взаимодействовать?
– Если говорить об участниках совещания, которые подозреваются журналистами в возможной утечке, то по подследственности они являются субъектами ГБР. В частности, сотрудники Службы безопасности Украины, топ-чиновники СНБО, Офиса Президента. Поэтому Офисом генпрокурора рассматривается вопрос об объединении этих дел в одно производство и передаче в ГБР.
Потому что согласно УПК в случае сбора доказательств подразделениями, которые не уполномочены это делать, в суде могут возникать вопросы об их (доказательств. – Ред.) допустимости.
На данном этапе мы делаем свою работу. Следователями запланированы определенные мероприятия, и мы будем двигаться дальше в своем расследовании.
– Допрошены ли участники известного совещания, состоявшегося в июле в Офисе Президента?
– Я не буду пока комментировать конкретные следственные действия и показания. Я позволил себе рассказать о позиции Богдана только потому, что он общался с журналистами, и мы тоже уже озвучили публично позицию по этому вопросу.
– Что скажете о возможном уничтожении документов? Такие заявления тоже звучали.
– По моему личному мнению, некоторые политики такими заявлениями пытаются поднять рейтинг. Я как человек, который пришел с практической работы в данном направлении, скажу вам так: по ключевым и самым сложным моментам никаких документов не существует.
– Почему?
– Чтобы потом не убили вашего агента. Чтобы не могли вас посадить в тюрьму в какой-нибудь стране, куда вы приедете на отдых. Потому что подобные операции часто идут на грани уголовного права, уголовного процесса, оперативно-розыскной либо контрразведывательной деятельности. Потому что контрразведывательная, как и разведывательная, деятельность – это немного другая плоскость. Там немного другие законы, не такие, как в уголовном процессе. Вы же это прекрасно понимаете.
– Как же быть с расследованием, сбором доказательств?
– Если эта спецоперация существовала, то, как обсуждается, там было задействовано много людей. Все следы уничтожить невозможно, как и людей, которые могут дать показания.
Из секретных документов может существовать один или несколько, которые называются "оперативный замысел". Возможно, рапорт на предполагаемое содействие, когда у объекта разработки создается впечатление и условия, что он участвует в какой-то противоправной деятельности, но это не должно идти вразрез с провокацией. Но тут провокации никакой не было. Поскольку не документировался сам факт преступления. Если эта операция была, то она существовала, чтобы привлечь к ответственности виновных людей, которые находятся на территории другого государства, которых Россия не выдает и в рамках международно-правовой помощи, то есть установленного международного механизма никогда, я думаю, при той политической обстановке, которая складывается между нашими государствами сейчас, не выдаст. Поэтому я считаю эти все заявления больше теоретическими и политическими, не имеющими отношения к практике.
Опять же, из заявлений политиков известно, что есть люди, которые якобы готовы дать показания. Но к нам пока не пришел ни один сотрудник военной разведки, ни один сотрудник СБУ. Ни действующий, ни бывший.
Кроме того, в СМИ было заявление того же бывшего руководителя Главного управления разведки Минобороны, что подобной спецоперации не существовало.
– Василия Бурбу имеете в виду?
– Да. Он же об этом заявил. По каким причинам он это заявил? Вопрос в том, что спецслужбы отрицают проведение той или иной спецоперации не потому, что ее не было. А чтобы не пострадали силы и средства, которые были задействованы. Мы же с вами не понимаем, кого уже задержали в России. Кто, может, пропал там или на территории другого государства. Поэтому оглашение подобных спецопераций всегда ведет к необратимым последствиям. На кону жизни людей. Потому что они будут вынуждены раскрывать свои данные, детали. В ходе такого расследования бывает необходимо устанавливать негласных помощников, а это совершенно секретная информация. И те гарантии, которые предусмотрены законодательством, запрещают это делать. Вот как это сейчас все состыковать? Тут надо брать на себя моральную ответственность – добраться до истины и "положить", допустим, часть агентурной сети СБУ и ГУРа либо признать, что оно того не стоит. Это весы. Но это даже уже, наверное, не в плоскости ГБР.
Потому что ГБР будет связывать логические цепочки и доказательства. Куда мы дойдем в этом – покажет время. Но у меня есть любимая фраза: будьте осторожны в своих желаниях, они могут сбыться.
– Как она применима к этой ситуации?
– Мы можем дойти до сути, но неизвестно, какой будет нанесен ущерб тем же спецслужбам. Но это больше моральная сторона этого вопроса, а не материальная. Наша задача – работать. Мы будем двигаться, все необходимые мероприятия будут проведены.
– Вам как бывшему контрразведчику эта тема близка?
– Да, это мне близко. Когда я пришел работать, все говорили, что оперативно-розыскная деятельность и контрразведывательная – это одно и то же. Просто там ты ловишь преступников, а тут – шпионов. Но когда я попал в контрразведку после начала войны (до этого контрразведкой не занимался), то понял, что это немного другое. Причем контрразведка в некоторых случаях даже принимала на себя разведывательные функции. Объясню на условном примере. Допустим, гражданин Х, который находится на территории Российской Федерации, планирует взрыв в Украине. Он дает наводку, где находится тайник с боеприпасами, через него отправляется группа в один из лесов в Ростовской области на тренировки, где ее обучают. Мы понимаем, что это, скорее всего, либо кадровый сотрудник спецслужбы РФ, либо их агент, который руководит этой работой. И нам удается в группу, которая едет на обучение, внедрить своего человека, который документирует их действия (осуществляет запись разговоров, постановки задач и т.п.), а потом возвращается. Когда это происходит уже у нас в Украине, мы это уже можем документировать в рамках конкретного уголовного производства с имитацией обстановки преступлений, недопущения тех же взрывов. Но наш Уголовный процессуальный кодекс действует только на территории Украины. Международное право предусматривает, что все остальное – это международная правовая помощь. Но вы же сами понимаете, что Россия не заинтересована, чтобы мы вместе с ними документировали их сотрудника спецслужбы по противодействию нам. И когда мы отправляем туда человека, он там слушает постановку задач – не обязательно о подготовке взрыва, бывает и политическая деятельность, и организация голосований, митингов, статей в СМИ, это уже прямая разведывательная деятельность. Контрразведывательная и разведывательная деятельность в какой-то мере связаны, потому что вы не получите информацию, если у вас в среде нет источника. Самое сложное – это его приобретение. Второе по сложности – его сохранение. Поэтому я очень взвешенно и ответственно отношусь к вопросу сохранения жизни людей, которые помогают.
– Помогают ради чего, что мотивирует таких людей?
– У каждого своя мотивация. Есть те, кто работает за деньги. Есть адреналинщики, которым нужен риск. Но больше людей, которые верят в независимую Украину, любят свою Родину, не согласны с тем, что происходит. И они готовы рисковать своей жизнью, понимая, что в случае провала они останутся вне закона на территории другого государства. В свое время один большой руководитель при планировании одной операции меня спросил: а вы отдаете себе отчет о последствиях в случае разоблачения? – Конечно, отдаем: тюрьма, возможно и хуже. Он говорит: а как люди у вас соглашаются на подобные вещи? – Все очень просто, я им сразу говорю, какие могут быть последствия. Мы принимаем для себя решение, понимают ли они это и готовы ли идти на риск.
Конечно, важна подготовка людей к конкретным заданиям. Нельзя просто считать, что каждый справится. Это как в футболе: если не тренируешься, результат будет предсказуем. Безусловно, есть фактор удачи, но основное – это подготовка, меньше эмоций и больше расчета.
"ЛИЧНО МНЕ НИ ПРЕЗИДЕНТ, НИ ЕГО ОКРУЖЕНИЕ, НИ ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ПРОКУРОР КОМАНДУ ПОСАДИТЬ ГЕО ЛЕРОСА НЕ ДАВАЛИ"
– В июле командование Воздушных сил ВСУ обвинило ГБР в том, что бюро нанесло удар по системе противовоздушной обороны страны. Как получилось, что изъяли клистроны, которые являются важными составляющими радаров? Что выяснили в результате расследования этого инцидента? Была информация, что таким образом искали компромат на Порошенко…
– В этом деле нет Порошенко и каких-либо других известных людей. Вопрос состоял в том, закуплены ли новые изделия или бывшие в употреблении. Следователи считали, что двигаются правильно. С точки зрения закона у них были все процессуальные права. Они получили ответы от военной контрразведки с документами о том, что на складах Минобороны есть аналогичное оборудование.
– На случай, если его нужно будет заменить?
– Да. Сразу же. Поэтому ими были сделаны выводы, что это не нанесет ущерб обороноспособности государства, оперативным подразделениям. Насколько они имели право так действовать, мы сейчас разбираемся, расследование этого инцидента еще не завершено.
– Так а зачем вообще было снимать клистроны с техники, которая несет боевое дежурство?
– На самом деле никто их не снимал, была попытка изъять это оборудование в нескольких военных частях. В одной их выдали, но не снимая с боевой техники, а те, которые находились в запасных ящиках на складе. А в другой военной части командир отказался выдавать даже такие. И еще в одном случае, где техника несла боевое дежурство, следователем было принято решение эти устройства описать и опечатать, чтобы их не снимали.
То есть, их физически не изымали, только на бумаге. Но военные восприняли это по-своему. Я их понимаю, потому что участвующие в процессе расписываются, что это трогать нельзя. Раз это трогать нельзя, военные, очевидно, решили, что они не могут нести службу. Но если бы возникла реальная опасность, в наше воздушное пространство залетали самолеты противника, то военные могли использовать комплекс, он физически не был отключен или демонтирован.
– Следователи согласовывали с Вами свои действия по этому делу?
– Нет, я уже попал в ситуацию, когда она была на своем пике. Они согласовывали свои действия с процессуальными руководителями – военными прокурорами. Если бы они проинформировали о своих намерениях центральный аппарат, ситуация была бы иной.
Поэтому мы назначили служебное расследование, отстранили трех следователей и двух руководителей, в связи с реорганизацией эти два руководителя уволены из территориального управления в Хмельницком.
После случившегося Главным следственным управлением ГБР были истребованы материалы дела. Пришли к выводам, что проводить обыски и изъятия было преждевременно. Поскольку необходимо было допросить многих людей, выяснить ряд нюансов.
Формально они соблюдали всю процедуру, пришли с санкциями суда. Но у ГСУ были вопросы к тактике расследования.
– Уголовное производство по клистронам все еще расследуется?
– Да. Дело о нарушениях при закупке клистронов передано в центральный аппарат ГБР. Подробнее в интересах следствия комментировать не буду.
– Расследование дела, которое было открыто в отношении сотрудников ГБР, тоже еще не завершено? Кому-то из них предъявили подозрение?
– Да, следствие по нему еще проводится. Пока подозрения никому не предъявили.
– Давайте поговорим о ситуации с Гео Леросом. Последний скандал можете прокомментировать?
– Какой именно? Он такой популярный сейчас. Каждый день разоблачает кого-то…
– Последнее дело, где его допрашивали в качестве свидетеля по уклонению от уплаты налогов. Почему его расследует бюро?
– Все очень просто. Я уже упоминал о субъектной подследственности. Фактически все преступления, не связанные с подследственностью НАБУ, в отношении действующих народных депутатов расследует центральный аппарат ГБР. Так требует от нас Уголовный процессуальный кодекс. В данном случае Генеральным прокурором было внесено, как того требует УПК, уголовное производство и направлено нам на расследование. Речь идет о неуплате конкретным гражданином дохода с физических лиц, поскольку его активы явно превышают его доходы.
– Что вы имеете в виду?
– Имущество, которое у него есть. С момента получения идентификационного кода налоговая отслеживает наши официальные доходы. Суть заявления общественной организации сводится к тому, что конкретный народный депутат имеет квартиры, машины и так далее, но при этом за все его время существования как налогоплательщика им не получены доходы, позволяющие это приобрести. Поэтому вопрос – откуда это все появилось.
– Налоговая проверка проводилась? Установлена ли разница в доходах и расходах, сумма неуплаченных налогов?
– Налоговая проверка не проведена, поскольку она должна быть назначена только в рамках расследуемого уголовного производства с целью сбора доказательств. Кроме того, из-за ситуации с пандемией проверки запрещены до окончания карантина.
– Запрещены проверки бизнеса. При чем тут физлицо?
– Все проверки. Налоговая сейчас их не проводит.
– Вы задавали вопросы самому Леросу относительно его активов? Как он объясняет их происхождение?
– Он сослался на ст. 63 Конституции Украины и отказался давать показания.
– Таким образом, на сегодняшний день неизвестно, о какой сумме ущерба – если он был – идет речь?
– Как раз это и должна установить налоговая проверка. Кроме того, в рамках расследования будет проведена соответствующая экспертиза.
– Лерос недавно заявил: "Зеленский поставил задачу Татарову посадить меня в течение следующего месяца". Сколько в производстве ГБР дел, в которых он фигурирует? В каком статусе?
– Лично мне ни Президент, ни его окружение, ни Генеральный прокурор команду посадить Гео Лероса не давали. По Гео Леросу в ГБР нет никаких дел, кроме этого по уклонению от уплаты налогов. В ГБР он вызывался ранее только как свидетель по другому делу о небезызвестных записях (на которых фигурирует брат главы ОП Денис Ермак. – Ред.).
– Которое было открыто по заявлению Андрея Ермака после того, как записи опубликовали?
– Гео Лерос последователен в своей правовой позиции. Тогда он тоже отказался предоставлять какие-либо документы, оригиналы записей и давать какие-либо показания, ссылаясь на то, что он все это предоставил в НАБУ. Больше о каких-либо делах, где проходит этот народный депутат, на данном этапе мне не известно.
– Что показали экспертизы в деле по "пленкам Ермака"?
– Там назначено более 20 экспертиз. Некоторые из них уже готовы, но я пока не буду комментировать их результаты, поскольку считаю это преждевременным.
– Никому пока подозрение не предъявлено?
– Нет.
– Назначение Татарова на пост заместителя главы Офиса президента, который отвечает за правоохранительный блок, вызвало волну негативных реакций в обществе. Часто ли вы встречаетесь и по каким поводам? Влияет ли его назначение сейчас на ход расследований? Обсуждаете ли Вы с ним, например, дела Майдана?
– После его назначения у нас было несколько совещаний координационного характера. Например, по поводу противодействия коррупции в налоговой службе, в таможне, в военной сфере. Иногда обсуждаем, как реагировать на информационные атаки.
– Что это значит?
– Например, то же заявление Лероса о том, что Президент якобы дал команду. Понятно, что таких команд не было. Но мы все равно это проговариваем, потому что кто-то считает, что надо давать опровержение, кто-то – что не надо.
Что касается дел Майдана, у меня не было ни одного совещания, ни одной ситуации, когда бы Татаров пытался как-то повлиять на ход расследования.
Мы открыто отчитываемся по этим делам на сайте бюро, встречаемся с активистами, взаимодействуем по всем вопросам. Если у вас есть сомнения или вопросы, вы можете встретиться с и.о. начальника управления и задать их.
– Одним из болезненных вопросов, как по мне, было включение обвиняемых в расстрелах на Институтской экс-беркутовцев в список обмена пленными. А Вы как это оцениваете?
– В декабре 2019 года я еще не работал в ГБР, а был первым заместителем начальника Управления СБУ в Харьковской области. И был задействован в процессе обмена людей, которые взорвали бомбу на улице Маршала Жукова. Как раз в принятии решений, обсуждении и т.д. Это было сложно. Во-первых, я входил в группу, которая их задерживала. Соответственно, хорошо понимал, что эти люди осуществили террористический акт. Погибли 4 человека, в том числе несовершеннолетний парень и сотрудник милиции. Их приговорили к пожизненному заключению.
Я знаю не понаслышке эту историю и не вправе комментировать свое моральное состояние в тот момент. Но я исхожу из того, что военнослужащий, активист, журналист, который сидит в каком-то подвале, куда не добирается ни Красный крест, ни управление Верховного комиссара ООН по правам человека, хочет вернуться домой. Мы обязаны их вытащить и вернуть живыми.
Да, это решение было для всех тяжелым. И для руководителей страны, и для конкретных исполнителей, которые были задействованы в процессе обмена пленными.
Я не завидую политикам, которые задействованы в этих процессах, потому что нужно брать на себя ответственность, осознавать, что не только современники, но и последующие поколения будут оценивать твои действия.
– ГБР опубликовало свою версию причин "потери" Крыма. В связи с этим хотелось бы уточнить, она окончательная или следствие ведется дальше?
- Завершено расследование только по одному эпизоду, о котором предоставлена информация. По ряду других эпизодов следствие продолжается. О новых подозрениях конкретным лицам в настоящее время мы не говорим, идут экспертные исследования.
– Не раз приходилось слышать от нынешних политиков, в том числе занимающих высокие государственные посты, что нужно привлечь к ответственности тех людей, при которых Крым был оккупирован. Называли разные фамилии. Турчинов, Пашинский, Полторак. Вылились ли такие заявления в предъявление подозрений?
- Таких подозрений нет.
– Предъявлены ли подозрения бывшим чиновникам МИД, которые во времена Виктора Януковича участвовали в подготовке так называемых "Харьковских соглашений"? Например, Демченко, который тогда занимал должность первого заместителя министра иностранных дел и курировал российское направление.
- Расследование уголовного производства по "Харьковским соглашениям" осуществляет управление по делам Майдана. Проводится целый комплекс следственных действий. На данном этапе подозрения представителям МИД, работавшим в тот период, не оглашались.
"НАСКОЛЬКО МНЕ ИЗВЕСТНО, СЛУХИ СОЗДАНЫ ИСКУССТВЕННО, С ЦЕЛЬЮ ПОВЛИЯТЬ НА РЯД РЕШЕНИЙ, И ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ПРОКУРОР НЕ СОБИРАЕТСЯ УХОДИТЬ"
– Конституционный Суд принял решение относительно того, что директора НАБУ не может назначать президент. Теперь в подвисшем состоянии оказалось и ГБР. Начинать конкурс бессмысленно. Пока КС не рассмотрит соответствующие представления и не ответит на ключевые вопросы, среди которых и вопрос о том, следует ли Бюро переподчинить Кабинету министров. Вы поддерживаете идею переподчинения ГБР Кабмину?
– Депутаты профильного комитета парламента задавали мне этот вопрос. Приводили в пример Национальную полицию.
– Но Национальная полиция не расследует действия премьер-министра, министров и заместителей, когда они совершают преступления.
– Вы за меня ответили. Я исхожу из того, что все министры, замы министров, премьер-министр являются потенциальными субъектами расследования ГБР. Поэтому если мы им будем подчиняться, нельзя исключить, что они при определенных обстоятельствах попытаются на нас влиять. Могут обрезать нам финансирование, могут заблокировать ряд важных для нас решений, если что-то в наших расследованиях им не понравится.
– Поставить вопрос об увольнении директора Бюро…
– Совершенно верно. Поэтому такая рабочая модель существует, но мне больше нравятся все-таки два других предложения. Либо директора назначает Президент, либо Верховная Рада по представлению главы государства.
– То есть, вариант как с главой СБУ?
– Да. Но, насколько мне известно, международным партнерам не нравится такая конструкция, потому что нивелируется сам конкурс. Их позиция: зачем нужен конкурс, если потом Верховная Рада может забраковать победителя.
– Сейчас много говорят о возможном уходе Венедиктовой с поста генпрокурора. Хотя она сама заявила, что писать заявление не собирается. Вас относят к людям, приближенным к Венедиктовой. Готовы ли Вы уйти вслед за ней, если придет новый генпрокурор?
– Венедиктова, будучи временно исполняющим обязанности руководителя ГБР, предложила мне поучаствовать в конкурсе. Мне повезло, я победил. После того, как Президент и Верховная Рада приняли решение, она была назначена генеральным прокурором, я в Офис генпрокурора не пошел. Остался работать в ГБР. Поэтому не согласен с тем, что мы напрямую зависим от принятия ею решения. Конечно, ГБР, как и любой правоохранительный орган в этой стране, зависим от решений генерального прокурора. Потому что независимо от персоналии на этом посту, он координирует работу всей правоохранительной системы.
– Вы обсуждали с Ириной Валентиновной эти слухи об ее уходе? Можете прокомментировать?
– Насколько мне известно, все эти слухи созданы искусственно, с целью повлиять на ряд решений, и генеральный прокурор не собирается уходить.
– А если в отставку ее отправит Верховная Рада?
– Не планировал уходить из ГБР при принятии такого решения. Поскольку я считаю, что одно с другим не связано. То, что мы знакомы и находимся в хороших деловых взаимоотношениях, не означает, что все наши решения должны быть зеркальны.
– Вас уже трижды переназначали на должность исполняющего обязанности. Почему Вы не делегируете эти полномочия ни Бабикову, ни новому заместителю, который недавно появился?
– Об этом спрашивают многие.
– Я не буду исключением.
– Этот вопрос изучался на предмет законности в ходе аудиторской проверки Госаудитслужбы в ГБР. Скажу, как есть. Первый раз, когда я заступал, Бабиков был в отпуске. Второй раз, когда мы поменялись, Бабиков был на больничном, я заступил снова. Третий раз, когда Бабиков должен был заступить, подразделением внутреннего контроля был усмотрен возможный конфликт интересов по ряду дел. И с целью устранения этого конфликта интересов я остался исполнять обязанности. Сейчас, с учетом избрания третьего зама, к концу этой недели как раз подходит 60-дневный срок, и со следующей (недели. – Ред.) к исполнению обязанностей приступит Сухачев. Поскольку мы идем так: Бабиков, я, Сухачев, потом снова – Бабиков, я, Сухачев.
– Читала Ваши заявления о том, что хотите участвовать в конкурсе. Как оцениваете свои шансы?
– Может, это нескромно, но шансы есть. У меня есть маленькая фора. Потому что я уже больше чем полгода здесь работаю, понимаю специфику, у нас нормальная коммуникация с замами. И есть результаты работы. Улучшилась раскрываемость военных преступлений. Увеличились сумма средств, арестованных в уголовных производствах. Направлены дела в суд, работа ведется активно. Мы принимаем участие в общественной жизни, кто бы что ни говорил, заседаниях Комитета ВР по вопросам правоохранительной деятельности, общаемся с журналистами. Поэтому мой плюс в том, что я знаю, как ГБР работает, чего ему не хватает, а самое главное – как его нужно развивать. Я ж не зря вам говорил, что для того, чтобы выстраивать суждения, какие-то прогнозы, важно побывать внутри процесса. Я считаю, что это сильная моя сторона. Поможет ли это мне и убедит ли это комиссию – другой вопрос. Но вы же спросили, как сам оцениваю. Я считаю, что шансы есть. Я не готов говорить о каком-то процентном соотношении, но не думаю, что буду последним кандидатом, на которого обратит внимание комиссия.
– Теперь дело за Конституционным Судом. А то отложат рассмотрение представлений на годы, как это случилось по некоторым общественно важным законам, и будете вечным и.о.
– Седой Александр Соколов скажет, что он уже, в принципе, нареформировал, и поэтому может спокойно идти и заниматься научной деятельностью.
Татьяна Бодня, Цензор.НЕТ,
Фото: Наталья Шаромова, Цензор.НЕТ
