Солдат Максим Денисов: "Глаза я лишился, прикрывая собой командира от обстрела"

Автор: Вікторія Ясинська

В аэропорту редко успеваешь испугаться, там совсем не до этого, действовать надо было очень быстро. Ночью было тяжелее: у русских и сепаров были нормальные приборы ночного виденья. А у нас - один старенький, в который посмотрел - и его надо снимать, прежде чем стрелять. А когда убираешь прибор, глаз в темноте должен адаптироваться. По ночам по третьему, четвертому и нулевому этажу лазили сепары, оказалось, что они их минировали. А мы для них ставили там растяжки. Когда эти этажи взорвали, там оказалось много моих друзей.

Я - рядовой солдат, по специальности АГСник (АГС - автоматический станковый гранатомет), киевлянин. Работал таксистом, имел свое ЧП, но когда ушел воевать, мой бизнес закрылся. В военкомат я пришел сам, для того, чтобы меня мобилизовали. За один день прошел медкомиссию.

Помимо мотива защищать свою Родину, толчком для меня стало ранение моего друга. Ему сделали 16 операций, но в итоге он все равно умер.

Когда нас привезли на полигон, поменялся комбат, и мы стали 90-ым батальоном 95-ой бригады.

С полигона переехали базироваться в Константиновку, в бывший дурдом. До нас там была база сепаратистов.

Уже будучи в зоне АТО, чувствовал себя обозленным, глядя на недоработки, на нехватку техники. У нас были 70-ые БТРы, которые еще со времен Афгана, но они были нерабочие, потому не использовались. Если было бы больше техники, возможно, аэропорт бы и не сдали.

Когда мы были в Песках, никто почему-то не прочесывал территорию, даже приказа такого не было - найти корректировщика и вычислить снайпера. Нас там обстреливали с миномета, там появились мои первые погибшие друзья. В ноябре, декабре - холодина страшная. Мы жили в подвалах домов, которые были построены младшим Януковичем. Спали на голом бетоне. Это шикарные трех-четырех этажные здания, с каминами, в мраморе. Ошарашило, сколько денег в это все вложено. Волонтеры привезли нам буржуйки еще в Константиновку, мы забрали их в Пески. Благодаря им немного согревались. Вода была замерзшая, мы ее расковыривали ножами и грели в котелках. За свои деньги покупали маленькие газовые баллоны, но очень экономили их, чтоб в аэропорт побольше взять.

Рядом с нами базировалась другие подразделения из 95-ки. Командование договорилось, чтоб они нам выделили БТРы, и на них мы отправились в аэропорт. МТ-ЛБшки, которые числились в нашем батальоне, нам привезли позже.

Мы прорывались частями: одни поехали на башню, другие в новый терминал. Старый за два дня до нашего приезда взяли. Нам сказали передохнуть час, а потом нашим первой и второй роте третьего взвода отправиться отбивать старый терминал. В одной роте было 20 человек. Когда вошли в старый терминал, оставили одно отделение на входе, и это нам потом спасло жизнь. Я вместе со своим первым взводом пошел вовнутрь старого терминала. Мы все были вооружены автоматами, потому что невозможно тащить, например, АГС наверх. Внутри нас стали обстреливать кадыровцы. Мы их начали давить, они отошли, но это был маневр, для того, чтоб заманить нас вглубь. Когда мы зашли глубже и обнаружили что-то вроде баррикады, приняли позицию, кадыровцы начали бросать гранаты сверху и кричать: "Аллах Акбар. Вам тут всем конец". Мы в ответ отстреливались, а как оказалось, в это время нас уже обходили и хотели окружить. Но оставшиеся на входе наши пацаны тоже стали отстреливаться и забрасывать гранатами тех, кто пытался нас взять в кольцо. У нас не было вариантов, кроме как отходить.

Я тогда в первый раз с жизнью и попрощался, думал, что сейчас нас в спины расстреляют. Мы были просто мишенью.

Уже с нашей стороны, когда подбегали к своим позициям, наши ребята начали нас прикрывать, стреляя по противнику. Удивительно, но все остались целы. Потом нас распределили по постам, объяснили задачи - и мы продолжили воевать. Больше приказов освобождать старый терминал не было.

Я - человек верующий, но мне приходилось стрелять по снайперам, которые находились в церкви. И какое-то время после ранения думал, что это меня Бог наказал. Церковь была на юго-восточной стороне от нового терминала. За нею - зеленка. В зеленке, и если взять левее, за гаражами, - минометки. Мы контролировали только первый и второй этаж, но поднимались на 4-ый, потому что там хороший обзор из окна прямо на лестничном пролете. Пацаны-автоматчики меня прикрывали, чтоб в спину никто не выстрелил. Я устанавливал АГС и стрелял по трехэтажке и по зеленке.

В аэропорту редко успеваешь испугаться, там совсем не до этого, действовать надо было очень быстро. Ночью было тяжелее: у русских и сепаров были нормальные приборы ночного виденья. А у нас - один старенький, в который посмотрел - и его надо снимать, прежде чем стрелять. А когда убираешь прибор, глаз в темноте должен адаптироваться. По ночам по третьему, четвертому и нулевому этажу лазили сепары, оказалось, что они их минировали. А мы для них ставили там растяжки. Когда эти этажи взорвали, там оказалось много моих друзей.

Меня ранили 6 декабря рано утром. Я со своим командиром взвода пошел показывать новеньким наши посты и возможные направления нападений. Когда мы им все показали, они ушли, а мы с командиром остались возле штаба на первом этаже. В тот момент со стороны старого терминала начался обстрел, загорелся один из блокпостов. Весь первый этаж оказался в дыму, дошло почти до второго. И на нас начали наступать. Там все сквозное и все простреливалось. Командир как раз общался по рации и в нашу сторону начался обстрел, судя по звуку, или ГПшка или из СГска работали. Я прикрыл командира собой. Мне выбило глаз, еще пуля рикошетом попала в челюсть, в общем, лицо посекло. Меня затащили вовнутрь, туда, где был штаб и медики, но оно все насквозь простреливалось. Там мне обработали раны, я пробыл сутки под капельницей. А 7-го меня оттуда забрали, с третьей попытки. Довезли до Песок, там перевязали, потом оттуда УАЗиком еще в один пункт, а оттуда на вертолете в Днепропетровск, где и прооперировали.

Из Мечникова меня перевели в военный госпиталь в Днепропетровске, я там просидел у двери, потому что они не знали, что со мной делать. В итоге отправили в Киев. Сказали, чтоб я созвонился с частью и чтоб мне оттуда выслали направление на госпитализацию в Киеве. Я приехал в Киев. Направление мне выслали, но оно было оформлено неправильно, потому в госпиталь меня так и не положили. А у меня на тот момент даже швы не были сняты и нужно было пройти медобследование.

Я психанул, поехал в штаб, в Константиновку, сделал все документы о том, что я участвовал в АТО, вернулся и только тогда лег в госпиталь.

Когда заживет глаз, меня планируют везти в Германию на протезирование. В этом мне помогают волонтеры, а вот от государства, кроме бюрократии, помощи не особо дождешься. Почему-то высшее командование съездит на фронт на денек, сюда вернутся - у них уже корочки, что они участники боевых действий. А обычному солдату нужно самому бегать и собирать кучу документов, чтоб доказать, что ты таки воевал.

Я стал взрослее и умнее что ли по отношению ко всему, что вокруг меня. Я человек вообще добрый, но стал вспыльчивым и могу повышать голос, когда сталкиваюсь с чем-то вроде бюрократии, меня это выводит из себя.

Мне было очень горько, когда пацанов взяли в плен и от того, сколько в аэропорту моих погибло. В плену из нашего взвода сейчас находятся трое человек, вместе с комбатом. Передать словами, что я ощущаю - невозможно. Меня это до сих пор очень мучает. Иногда хочется напиться. Если бы их выручили из плена, я бы обрел хоть немного покоя. Меня мои киевские друзья очень поддерживают, а еще держит то, что я общаюсь со своими боевыми братьями, которые выжили. Я очень хочу, чтоб моих пленных друзей отпустили, хочу мира, конечно, и жениться.

Вооружение Украины надо обновлять, а солдаты наши - патриоты, они за землю борются, за детей, за семьи. В бою можно понять сразу - человек трус или не трус, врет или не врет. Все важные человеческие качества там проявляются. Я не о чем не жалею и после реабилитации пойду опять, меня ведь учить даже ничему не надо. Я - опытный солдат.

Текст и фото: Вика Ясинская, Цензор.НЕТ