РУС
8352 посетителя онлайн
"Архело... археоло... археология..." В интернете уже "обстебали" новый казус Януковича. ВИДЕО.
Украинский интернет живо откликнулся на новый ляп гаранта, который только с четвертой попытки смог выговорить слово "археология".
Напомним, Виктор Янукович провел в Киеве заседание, посвященное гуманитарным проблемам. Во время речи президента произошел конфуз – глава государства долго не мог выговорить слово «археология».На Youtube тут же появился шуточный ролик наших коллег с днепропетровского сайта DPUA.INFO:
Источник: Цензор.НЕТ по материалам DPUA.INFO
Герман Назаров.
Какое-то безумие тлело в нём...
Архивные находки Германа Назарова заставляют усомниться в хронике болезни и последних дней Ленина. Официально считается, что, хотя кратковременные головокружения и даже отключения сознания случались с В. И. Лениным и раньше, его таинственная болезнь впервые проявилась явственно в Горках 25 мая 1922 года.
В этот день после ужина он почувствовал изжогу, а перед сном слабость в правой руке: утром разразилась сильнейшая головная боль, была рвота. Он с трудом объяснялся с окружающими; не мог читать; пробовал писать, но сумел вывести только букву "м"; ослабела правая рука и нога. Через час неприятные ощущения прошли, и врачи приписали их гастриту. Но вечером 27 мая последовал повторный, более сильный удар, и профессор Кремер впервые заподозрил у Ленина мозговое заболевание, характер которого, однако, представлялся врачам весьма загадочным.
В отличие от обычного атеросклероза, при котором идёт непрерывное прогрессирующее нарастание раз возникших болезненных процессов, у Владимира Ильича после довольно частых ударов наступали улучшения состояния с восстановлением профессионального интеллекта. Это обстоятельство заставило врачей предположить, что болезнь Ленина есть следствие сифилитического изменения сосудов мозга. Они решили, что если это сифилис, то есть надежда на выздоровление! И хотя исследование глазного дна этой догадки не подтвердило, Ленина на всякий случай стали лечить инъекциями мышьяка.
Сам Владимир Ильич довольно мрачно оценивал своё состояние. Говорят, 30 мая 1922 года он даже пригласил к себе Сталина и просил его принести цианистый калий, чтобы в случае чего покончить с собой. Но потом он от этой мысли отказался.
Хотя в течение всего лета 1922 года "кондрашка", как говорил сам Владимир Ильич, хватал его время от времени, в целом его состояние постепенно улучшалось, и врачи разрешили ему приступить к работе с 1 октября. Он с радостью окунулся в работу: председательствовал в Совнаркоме, заседал на пленуме ЦК, в Политбюро и Совете труда и обороны и даже выступил на сессии ВЦИК и на IV конгрессе Коминтерна. Но прежней работоспособности у него, по собственному признанию, увы, уже нет.
13 декабря в Горках его настигает новый сильнейший удар, 15 и 16 декабря его состояние резко ухудшается, и консилиум врачей убеждает Ленина временно совершенно отказаться от работы. 18 декабря Политбюро возлагает на Сталина ответственность за соблюдение режима, установленного врачами для Ленина. И вдруг Сталин узнаёт, что, несмотря на запрет, Владимир Ильич продолжает вмешиваться в политическую жизнь и что Крупская 21 декабря передала какое-то ленинское письмо Троцкому. 22 декабря взбешенный Иосиф Виссарионович сказал Надежде Константиновне по телефону что-то такое, от чего она, по словам ленинской сестры Марии Ильиничны, "была совершенно не похожа сама на себя, рыдала, каталась по полу и пр.". А в ночь на 23 декабря Ленина разбил паралич правой части тела.
По всей видимости, этот инцидент побудил Сталина собрать лечивших Ленина врачей и 24 декабря 1922 года в присутствии Каменева и Бухарина провести совещание, на котором было принято решение: "Владимиру Ильичу предоставляется право диктовать ежедневно 5-10 минут, но это не должно носить характера переписки и на эти записки Владимир Ильич не должен ждать ответа. Свидания запрещаются. Ни друзья, ни домашние не должны сообщать Владимиру Ильичу ничего из политической жизни, чтобы этим не давать материала для размышлений и волнений".
Судя по тексту этого решения, в болезни Ленина политические проблемы играли не меньшую роль, чем медицинские. Действительно, в то самое время, когда соратники разрабатывали процедуру его политической изоляции, сам Владимир Ильич "диктовал" один за другим важнейшие политические документы, в том числе и пресловутое "завещание", в котором он предлагал XII съезду обдумать, как бы половчее сместить Сталина с поста Генерального секретаря. Конец этим таинственным диктовкам положил удар 10 марта 1923 года, после которого Ленин стал настоящим инвалидом: произносил не более десятка слов ("вот-вот", "иди", "вези", "веди", "аля-ля" и почему-то "гут морген "), утратил способность писать, мог передвигаться только в инвалидной коляске.
21 января 1924 года Ленина настиг последний удар. У него заклокотало в груди, взгляд стал бессознательным. Временами он глухо стонал, судороги пробегали по телу. Врачи впрыскивали ему камфару, делали искусственное дыхание. Но всё было напрасно. Он умер в 18.50...
* * *
Как и все, я верил официальной версии вплоть до того момента, пока не натолкнулся в архиве на никогда прежде не публиковавшийся документ. Это было письмо Ленина Дзержинскому. В своей переписке с соратниками Ленин часто использовал гриф "Совершенно секретно". Не преминул он прибегнуть к нему и на этот раз. Под грифом "Совершенно секретно" он писал:
"Дорогой Феликс!!! Всё, что со мной произошло, как мне кажется, дело рук Сталина и тех, кто с ним. Это ужасно. Меня фактически изолировали от партии и общества. Вчера охрана была удвоена. Сейчас их насчитываю что-то около ста человек. Мне даже тропинки отвели, по которым я должен, видите ли, прогуливаться. По другим дорожкам просто не положено!!! Как Вам это нравится. Это разве нормальное отношение, когда какой-то жлоб из В.Ч.К., или уж не знаю кто, заявляет, что имеет специальные инструкции: не разговаривать со мной, не принимать от меня никакой почты, не рассказывать мне ничего и т. п. Это что? Как прикажете это понимать? Я неоднократно за последнее время требовал встречи с Вами, тов. Калининым, Влад. Бонч-Бруевичем, Каменевым, не говоря уже о тех, кого мне просто хотелось бы увидеть.
Вот уже три месяца ко мне никого не пускают. Полная изоляция. Отключили телефон. Барышня со станции говорит, что с Москвой нет связи. Какая херня, прости Господи. Я стал намного лучше себя чувствовать. Мне кажется, что меня отравят или убьют. Убьёт охрана. Отравят врачи. Что же мне делать? Бежать? Невозможно. Смотрят за каждым шагом. Говорят, что всё из благих соображений. Я не верю. Я понимаю, что всё скоро кончится. Кто бы знал, не поверил бы. Врачи смотрят на меня и разговаривают со мной, как с умалишённым, как с ребёночком, глупеньким маленьким ребёночком. Это заговор. Это приведёт к диктатуре одной группы в партии над всеми, и кончится всё большой кровью.
Я не понимаю, имею ли я сейчас в правительстве вес, что с моим кабинетом в Кремле? Почему я лишён связи? Я ничего не понимаю. Я первое лицо в государстве, меня никто не отстранял от исполнения обязанностей. Моя болезнь просто превратилась в изоляцию. Меня вылечили и изолировали. По-другому это никак не назовешь. Если можно предпринять какие-либо меры??? К примеру, перевести меня в первую градскую, в Москву. Я не могу больше жить в лесу.
Я медленно схожу с ума.
Я предчувствую, что со мной хотят что-то сотворить. Мне никто не верит, все действуют по одной инструкции. Тех, кто со мной находит общий язык, убирают, и более я не вижу этих прекрасных людей. Куда они делись, к примеру: Шишкин, Лазарев, Апаев. Где они? Живы, или их убрали? (Здесь Ленин делает вставку: "Необходимо провести проверку, выяснить, где на самом деле эти люди. Если их убрали, то это будет основанием того, чтобы привлечь к ответственности Сталина и других". - Г.Н.)
Мне необходимо созвать Политбюро. Я уже обращался с открытым письмом к товарищам, но Сталин ухмылялся.
Он обозвал Наденьку ДЕГЕНЕРАТКОЙ И ПРОСТИТУТКОЙ!!!! (Последние два слова Ленин подчеркнул. - Г.Н.).
Как Вам это нравится! И главное, после требования извинений отношения между нами стали просто невыносимыми. Я превратился в его личного врага. А ведь у него кавказский темперамент.
Феликс, Наденька говорит, что до неё дошли сведения, что СТАЛИН ПРОИЗНЁС ФРАЗУ, БУДТО БЫ ********** В КРЕМЛЕ ПРИШЁЛ КОНЕЦ. КОНЕЧНО ЖЕ, ЭТО БЫЛО ПРОИЗНЕСЕНО БОЛЕЕ ГРУБО И РУГАТЕЛЬНО, НО, КАК Я СДЕЛАЛ ВЫВОДЫ, ЭТО ИМЕЕТ ОТНОШЕНИЕ ПРЯМО КО МНЕ И МОИМ ТОВАРИЩАМ. (Этот абзац Сталин, просматривая это письмо, подчеркнул красным карандашом и написал: "Ильич совсем тронулся. - Г.Н.)
Я располагаю сведениями, что без моего ведома происходят перестановки. И везде ставит он. Одобряет ЦК. Что же творится в ЦК ??? Я читаю газеты, и всё вроде бы нормально, на первый взгляд. Стало быть, пресса в его руках. Это конец. Будь проклят тот день, когда я дал своё согласие на стационарное лечение в Горках. Будь оно всё проклято. Нет ничего отвратительнее этой наигранной изоляции. Сотни дебилов из В.Ч.К., здоровенные такие парни. Мне с ними тяжело говорить. Постоянно приходится задирать голову. Я требую уменьшить охрану. Зачем такое количество. Можно обойтись и меньшим числом.
Потом, на первом этаже расположились несколько уполномоченных. Чем они занимаются, ума не приложу. На вопросы не отвечают. Говорят, что приставлены ко мне, чтобы я побыстрее выздоравливал.
Очень прошу, предпримите меры, привезите меня в Москву. Я хочу в столицу. Я давно не общался с рабочими коллективами. Я стал отставать от жизни.
Горячо обнимаю, твой Ульянов (Ленин). 20.12.1921г."
Самое ошеломляющее в этом письме - дата! Оказывается, Ленин был изолирован уже в 1921 году, когда широкие массы слыхом не слыхивали ни о какой его болезни! Официальная версия кем-то сдвинута на целый год!
Я стал внимательно просматривать ленинские биографические материалы и в воспоминаниях М. И. Ульяновой нашёл подтверждения тому, что говорилось в письме. Так, сильные головные боли, головокружения и бессонницы начали мучить Владимира Ильича ещё в январе-феврале 1921 года. В конце лета его осмотрел главный врач Боткинской больницы Ф. Готье, нашёл у него небольшое расширение сердца и посоветовал на две недели поехать в Горки. И эти "две недельки" действительно растянулись на три месяца - до конца декабря 1921 года! Мы-то считали, что Ленин в Горках отдыхал, а он, оказывается, находился там едва ли не под арестом!
А что же Дзержинский? Как он реагировал на крик ленинской души?
В архивной папке сохранился и "ответ" Феликса Эдмундовича: на следующий же день он переслал ленинское письмо Сталину с небольшой запиской.
"Строго секретно. Из Горок продолжает поступать корреспонденция от Ленина. По-прежнему в письмах Ильича речь идёт о готовящемся заговоре против него. С одной стороны - медперсонал, с другой - охрана. Предлагаемые меры:
1. Посетить Ленина делегацией из десяти человек. Развеять его мысль о готовящемся заговоре. Нанести товарищеский визит. (Возле этого предложения Дзержинского Сталин делает пометку: "Можно!" - Г.Н.)
2. Разрешить пользоваться связью. Соединять его с одними и теми же абонентами, которых предварительно заинструктировать. Контролировать звонки.
3. Целесообразно рассмотреть вопрос о переводе Ленина в первую городскую клинику. (Возле этих двух предложений Сталин красным карандашом подчеркнул: "Нельзя!"- Г.Н.) Пред. В.Ч.К. Дзержинский".
Чуть ниже подписи Дзержинского последовала резолюция Сталина: "Заменить охрану, сменить поваров! Всех! И.Сталин. 30.12".
Мы знаем, что позднее в связи с временным улучшением здоровья Ленину дали возможность выступить на II съезде партии, проходившем с 27 марта по 2 апреля 1922 года, и выступление это показало, что вождь с трудом поддерживал связную речь. Он даже не смог участвовать в прениях по своему докладу. А 3 апреля Сталин был избран Генеральным секретарём партии.
Из впервые публикуемого у нас письма Ленина Дзержинскому вытекает сенсационный вывод, заставляющий коренным образом пересмотреть всю официальную версию. Ведь из него следует: Владимир Ильич прекратил свою деятельность как глава партии и государства в декабре не 1922-го, а 1921 года; и всё, что официально сообщалось о его дальнейшей жизни, было лишь прикрытием страшной тайны - его многолетней политической изоляции.
* * *
Благостную официальную картину последних дней Ленина в Горках, в которой живописуется, как Владимир Ильич учился заново говорить и писать, как он стремился следить за политическими событиями, как устраивал деревенским детям новогоднюю ёлку и заботился об обслуживающем персонале, полностью перечёркивает ещё одно страшное письмо, хранящееся всё в той же архивной папке с грифом "Особой важности". Его написал Сталину один из лечащих врачей Ленина в Горках.
"Товарищу Сталину И.В.
Москва, Кремль.
Строго конфиденциально.
Уважаемый Иосиф Виссарионович!
За последние несколько дней здоровье нашего пациента заставляет проявлять серьёзное беспокойство, и речь идёт не об осложнении общих терапевтических особенностей, а о более тревожном, о полном расстройстве психики пациента, что, на мой взгляд, никак не связано с ранением и лечением, и изоляцией в том числе.
Пациент стал излишне чудашлив. Это выражается в громком, продолжающемся смехе, который переходит в кашель и рвоту. Причём причины, которые могли бы вызвать этот смех, самые нелепые - кошка, сторож за окном, уборка снега, разговор с поваром на кухне и т. п. Пациент долго спит. Он просыпается в 14, а иногда в 15 часов. Примерно через час после пробуждения он приходит в чувство. Начинает расспрашивать работников и обслугу, медперсонал о происходящих в стране событиях. Подолгу ищет газеты, журналы, сразу пишет письма в ЦК. За последние две недели им написано более 300 писем, причём пишет он их постоянно, днём, вечером, глубокой ночью и вплоть до 4-5 часов утра. (В этом месте, на полях пометка Сталина красным карандашом: "300-150=150 где ещё 150 писем?"; Сталин продолжал пристально следить за Лениным и "отлавливать" его письма на волю. - Г.Н.)
Товарища Баштанова он не устаёт расспрашивать о подробностях, как он, Баштанов, передавал его письма, кому и кто, что говорил, как смотрел, что спрашивал и т. п. Некоторые письма он прячет под матрац, в шкафах, в других укромных местах. Т. о. постоянная писанина писем и указаний, употребление в тексте нецензурной брани и т. п., рассовывание писем в тайниках вызывают серьёзные опасения в том, что при нормальной динамике общих выздоровительных процессов имеет место развитие болезни головного мозга, т.е. психического расстройства.
Пациент совершенно не отдаёт себе отчёта, что гражданская война окончилась, что наступила мирная созидательная жизнь. После того, как коммутатор не стал соединять пациента с Кремлём и внешним миром, пациент требует или просит работников и обслугу, медперсонал самим позвонить, подозвать к телефону нужного абонента, а затем часами разговаривает с ним, даёт указания и т. п. Вчера, при таком обмане медсестры Прохоровой Н. Ф., он сумел поговорить с Рыковым. (Здесь пометка Сталина: "Убрать, заменить". - Г.Н.) Просил его забрать из пансионата, рассказывал о том, что его травят ядами, ртутными парами и т. п. Действительно, пациент в последнее время ведёт себя плохо. Все лекарства, которые ему выписывают вовнутрь, он пробует на вкус. Фактически не расстаётся с кошкой. Кладет её в постель, постоянно носит на руках. Часами плачет, с каждым днём срывы учащаются. Если раньше, примерно полгода назад, он плакал 1-2 раза в неделю, то в настоящее время он стал плакать по 1-2 раза в день. Странным образом ведёт себя и супруга пациента. Она обвиняет медперсонал в заговоре против пациента. Во всём ему подыгрывает.
На основании изложенного прошу вашего разрешения о создании медико-психиатрического консилиума для освидетельствования пациента и выставления медицинского диагноза, поскольку ещё стоило бы раз повториться, что при общем выздоровлении терапевтического характера за последние несколько месяцев у пациента развивается, если не прогрессирует психическая болезнь, для диагностирования которой необходимы специальные познания в области психиатрии. (Возле этого абзаца пометка Сталина: "Разрешаю!" - Г.Н.)
К примеру, пациент на протяжении нескольких суток отказывается чистить зубы. Он считает, что в зубном порошке яд, который проявится после выпитого чая или кофе. Изо рта пациента исходит жуткий неприятный запах. На вопрос врачей о происхождении запаха пациент отвечает, что специально не будет чистить зубы, чтобы сбивать с ног контру и заговорщиков, которым он будет дышать в лицо.
Пациент убивает время в постоянной писанине, которую затем распихивает по тайникам. Его письма сотрудники и медперсонал находят в самых неприличных местах. Я прямо-таки устал изымать эти конверты с бесчисленными указаниями. После пробуждения пациент, как правило, старается попасть к телефону. Когда ему отвечают, что с Москвой нет связи, он впадает в истерику. Т. о. он испортил 4-й телефонный аппарат. После истерики, как правило, безмолвствует, это длится на протяжении часа, полутора. Затем ещё несколько часов ходит по дому, гуляет мало.
Ест плохо. Много пьёт воды и постоянно ходит в уборную, через каждые 20-40 минут. По дому мочится.
Лечащий врач: (подпись неразборчива)
Горки, дня 16 XII 1923 года".
Так вот она, самая страшная и наиболее тщательно скрываемая тайна - Ленин сошёл с ума! Но когда это произошло? В декабре 1923 года? Или летом 1921-го? Как мог политик Сталин установить этот медицинский факт раньше профессиональных врачей?
* * *
Когда в конце 1917 года известный революционер Г. Соломон (Исецкий) впервые встретил Ленина, в семью которого он был вхож ещё с дореволюционных лет, он был поражен произошедшей во Владимире Ильиче переменой.
- Помните: того Ленина, которого вы знали десять лет назад, больше не существует, - говорил Владимир Ильич . - Он умер давно, с вами говорит новый Ленин... Я буду беспощаден ко всему, что пахнет контрреволюцией!.. И против контрреволюционеров, кто бы они ни были, у меня имеется товарищ Урицкий... Не советую вам познакомиться с ним!
"В словах его, взгляде, - вспоминал Соломон, - я почувствовал и прочел явную неприкрытую угрозу полупомешанного человека... Какое-то безумие тлело в нём"...
И это безумие не замедлило проявиться в нём в самых ужасающих формах в ближайшие три года. Если непредвзятым, незашоренным глазом посмотреть на ленинские резолюции, предписания, телеграммы, невозможно не ужаснуться их болезненной кровожадности. "Ссылайте на принудительные работы в рудники", "наводите массовый террор", "запирайте в концентрационные лагеря", "отбирайте весь хлеб и вешайте кулаков", "без идиотской волокиты и не спрашивая ничьего разрешения расстреливайте, расстреливайте, расстреливайте". Расстреливайте всех и за всё - капиталистов за утаивание денег, кулаков за сокрытие хлеба, офицеров за неявку на регистрацию, проституток за спаивание солдат, солдат за невыход из вагонов, демобилизованных за хранение винтовки, крестьян за нерасчистку снега.
И рядом с этим какая-то непостижимая жалостливость: "12 французов пленных от холода страдают. Одеть + пища". И в этом же 1919 году беспрецедентная по кровожадности резолюция, обнаруженная мной на никогда не публиковавшемся письме Дзержинского Ленину.
"В Ростове захвачены в плен 300 000 казаков войска Донского, - писал Феликс Эдмундович 19 декабря 1919 года. - В районе Новочеркасска удерживается в плену более 200 000 казаков войска Донского и Кубанского. В городе Шахты, Каменске удерживается более 500 000 казаков. За последнее время сдались в плен около миллиона казаков. Пленные размещены следующим образом: в Геленджике - около 150 000 человек, Краснодаре - около 500 000 человек, Белореченская - около 150 000 человек, Майкопе - около 200 000 человек, Темрюк - около 50 000 человек. Прошу санкции.
Председатель В.Ч.К. Дзержинский".
Резолюция Ленина на письме: "Расстрелять всех до одного. 30 декабря 1919г.".
В мае 1919 года предсовнаркома Ленин нашёл время, чтобы дважды напомнить железнодорожной ЧК в Жлобине о необходимости вернуть реквизированный велосипед аптекарю Г. Рабкину. И в этом же месяце он подписал чудовищный, до сих пор скрываемый от народа документ, который мне удалось обнаружить в архиве:
"1 мая 1919г.
Председателю В.Ч.К. №13666/2 тов. Дзержинскому Ф. Э.
УКАЗАНИЕ
В соответствии с решением В.Ц.И.К. и Сов. нар. комиссаров необходимо как можно быстрее покончить с попами и религией.
Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше.
Церкви подлежат закрытию. Помещения храмов опечатывать и превращать в склады.
Председатель В.Ц.И.К. Калинин
Председатель Сов. нар. Комиссаров Ульянов (Ленин)".
И опять совмещение несовместимого - именно 1 мая, в День международной солидарности трудящихся, Ленин подписывает документ, требующий "расстреливать беспощадно и повсеместно" тех, кто молится Богу.
Допускаю, что именно это патологическое соседство сентиментальности и зверства как раз и навело Сталина на догадку, что вождь невменяем. В таком случае он стал для Ленина поистине бичом Божьим, обрекшим его на унизительное и мучительное умирание.
О том, что Сталин не забыл ленинского "указания" об уничтожении русского православного духовенства, свидетельствует ещё один найденный мной документ. Это адресованная Берии Выписка из протокола № 88 заседания Политбюро ЦК от 11.11.1939г.
"- По отношению к религии, служителям русской православной церкви и православноверующим ЦК постановляет:
1. Признать нецелесообразным впредь практику органов НКВД СССР в части арестов служителей РПЦ, преследования верующих.
2. Указание тов. Ульянова (Ленина) от 1 мая 1919г. за №13666-2 "О борьбе с попами и религией", адресованное председателю ВЧК т. Дзержинскому, и все соответствующие инструкции ВЧК-ОГПУ-НКВД, касающиеся служителей РПЦ и православноверующих, - отменить...
Секретарь ЦК И. Сталин".
Это решение сделало православную церковь союзницей советской власти в годы Великой Отечественной войны. Энергично разрушать этот союз стал через двадцать лет верный ленинец Хрущев...
"ЧП" № 6, 1999г.
Татьяна Колоскова
О родословной Ленина
Новая книга о “тайнах родословной” Ленина
Сотрудники Государственного исторического музея О. Абрамова, Т. Бородулина и Т. Колоскова подготовили книгу “Между правдой и истиной. Об истории спекуляций вокруг родословия В.И. Ленина”. Наш журнал уже касался этой темы, представив на своих страницах фрагменты исследования М. Штейна “Ульяновы и Ленины. Тайны родословной и псевдонима” (№ 2(5), 1998).
В этот раз предлагаем читателям фрагменты из новой книги (глава “Новая книга о “тайнах родословной Ленина”), в которой автор полемизирует с М. Штейном и вводит в научный оборот новые исторические факты. Глава написана Т.Г. Колосковой, кандидатом философских наук, заведующей филиалом ГИМа (музей В.И. Ленина).
М.Г. Штейн, испытавший на себе давление сил, которые пытались и до сих пор, по его мнению, пытаются любыми путями скрыть правду о предках Ленина, особо настаивает на том, что “генеалогия - наука точная, подтасовок не терпит”. Полностью солидаризируясь с этой позицией, остановимся на отдельных сюжетах книги, где автор, на наш взгляд, изменяет заявленному подходу.
Прежде всего, это касается характеристики прадеда Владимира Ильича по материнской линии, Мойши Ицковича Бланка. Комплекс документов о нем хранится в настоящее время в Архиве Президента Российской Федерации. Впервые для широкой общественности их прокомментировал В.В. Цаплин, участвовавший в изъятии этих документов из архивов Житомирской и Хмельницкой областей в 60-х годах.
М.Г. Штейн этих документов не видел и считал, что они были уничтожены. Следуя за В.В. Цаплиным, он, однако, безусловно, принял его негативную оценку личности Мойши Бланка. Для тех, кто незнаком с работой Цаплина, напомним некоторые обстоятельства жизни Бланков в Староконстантинове и Житомире, поскольку они проливают свет на атмосферу, в которой формировались личность и убеждения деда Владимира Ильича - А.Д. Бланка.
В начале XIX века мещанин Мойша Бланк был приписан к староконстантиновскому еврейскому обществу, занимался, шинкарством - традиционным делом еврейского населения, жившего в черте оседлости. В его собственном доме находилось питейное заведение, приносящее ему каждую неделю 10 рублей серебром чистого дохода. Кроме того, в Новоград-Волынском уезде (повете) Бланк арендовал землю, засевая ее собственными силами цикорием. Был женат на женщине по имени Марем (Марьям), от брака с которой имел двух сыновей: Абеля и Сруля.
Документы свидетельствуют, что с 1803 года Мойша Ицкович оказался в перманентном конфликте с кагалом. Так, в 1803 году его обвинили в краже чужого сена, в 1805 году против М.И. Бланка и шурина его, Вигдора Фроимовича, было возбуждено уголовное дело по обвинению их в незаконной продаже простой водки вместо фруктовой. Оба дела рассматривались в местном гражданском суде, который признал Бланка в обоих случаях невиновным. Комментируя события, В.В. Цаплин заметил, что “этого оправдательного решения еще недостаточно для того, чтобы считать его идеально честным и безупречным представителем своего сословия даже с точки зрения господствовавшей в то время морали”.
Само суждение Цаплина, на наш взгляд, вынесено без учета реалий внутренней религиозно-бытовой жизни еврейского общества в начале XIX века. Иначе его насторожило бы, что оба иска рассматривались в обычном порядке гражданского судопроизводства. Дело в том, что в местностях, присоединенных к России после разделов Польши, делами еврейского общества заведовал кагал, действовавший как орган само управления евреев. Вместе с тем, кагал ведал финансами общины, раскладкой податей, распоряжался различными статьями доходов, а также был наделен судебными функциями по делам разного характера, возникавшим между евреями. Несмотря на то, что Городское положение 1785 года уравняло евреев в правах с другими гражданами, в том числе ввело норму, чтобы дела между евреями разбирались не в еврейских, а в общих судах, на практике раввинско-кагальная организация сопротивлялась вмешательству нееврейской власти в дела своего внутреннего быта. Обычно заподозренный в краже или продаже негодной водки вызывался в кагальный суд, допрашивался и в случае признания вины подвергался наказанию. У кагала, жестко регламентировавшего как общественную, так и частную жизнь евреев, оставались огромные материальные возможности, чтобы наказать ослушников. Однако в случае с Мойшей Бланком кагал почему-то решил расправиться с ним руками местной (нееврейской) власти.
В 1806 году М. Бланка обвинили в оскорблении кагального Штейнберга и в доносе местным властям на то, что некоторые евреи или утаивают, или своевременно не приписывают к ревизии родившихся детей. Согласно еврейской традиции подобные действия рассматривались как тяжкие преступления против кагала. Доносительство государственной власти возбранялось под угрозой херема (проклятия). Подвергшийся херему становился изгоем, его преследование объявлялось богоугодным делом.
“Положение о евреях” 1804 года лишило кагал права прибегать к суровым мерам воздействия на народ, в частности, предавать херему. Видимо, считаясь с этим, кагал решил уничтожить своего врага по-другому. В 1808 году 22 жителя Староконстантинова, Кременца и Бердичева обвинили его в поджоге города Староконстантинова. Пожар произошел 29 сентября 1808 года. Сгорело значительное количество строений. Бланка арестовали. Уголовное дело, начатое в Новоград-Волынском магистрате, передали в Сенат, где оно и было заслушано 3 июля 1809 года. Коллективный донос не убедил Сенат в виновности Бланка, и его освободили из-под стражи. Однако жить в Староконстантинове стало невозможно, и семья Бланков спешно перебирается в Житомир.
Комментируя эти драматические события, В.В. Цаплин видит их причину в несносном характере Мойши Ицковича, не сумевшего и не желавшего поладить с кагалом. Спору нет, характер у Бланка был действительно “неудобный”. Однако в “Деле об убытках, понесенных Староконстантиновским мещанином М.И. Бланком по делу о поджоге будто им города Староконстантинова” хранятся документы, позволяющие предположить, что у этого конфликта была и иная подоплека.
Выявляя в 1965 году документы о семье Бланков в Государственном архиве Житомирской области, Цаплин получил это дело в день перед отъездом и знакомился с ним спешно. Видимо, поэтому он пропустил содержащееся в деле прошение Мойши Бланка на имя императора от августа 1816 года. Семь лет спустя после своего отъезда из Староконстантинова, где остались дом и все имущество, Бланк пишет о причинах столь поспешного бегства: “Каким мщением пылали ко мне староконстантиновские евреи, упоенные фанатизмом якобы за религию свою. Они, считавшие меня отступником от религии потому, что я (своею) сохраняя истинный закон Моисея, отвергал суеверные обряды к истинной религии, не относящиеся и еще восставал противу буйственных их о христианской религии и исповедующих оную мнений, преследовали меня с таким остервенением, что жизнь моя всегда находилась в опасности, и я для сохранения оной должен был оставить собственный свой в городе Староконстантинове дом и искать спасение в губернском городе Житомире. Чтобы более иметь способов предохранения себя от преследования врагов моих и посягания на жизнь мою и нанимал для себя и семейства своего для жительства дом, тогда когда имел свой собственный и не мог в оном жительствовать”.
Бланк объяснял причину конфликта с кагалом своим религиозным инакомыслием. Возможно, Цаплин не обратил внимания на этот документ, посчитав его уловкой ябедника. Однако в том же деле есть свидетельства противной стороны, которая в ходе судебной перепалки, среди прочих грехов, обвиняла Бланка и в том, будто он кичился, что следует “истинному Закону Моисея”, в отличие от других, якобы погрязших в предрассудках.
Эти документы позволяют предположить, что одной из причин конфликта Бланка с кагалом было его критическое отношение к внутреннему быту еврейского общества, а попытки возвысить голос протеста повлекли за собой в течение пяти лет четыре судебных разбирательства, целью которых было заставить его замолчать. Интересно, что прошение Бланка на имя императора, написанное в августе 1816 года, не дошло до адресата, перехваченное местной администрацией.
Вскоре произошел инцидент, ставший предметом нового судебного разбирательства, грозившего самому Бланку и его старшему сыну Абелю ссылкой на поселение в Сибирь. 18 ноября 1816 года М. Бланк пришел в дом к сыну, видимо, недавно женившемуся. Сына дома не было, а его молодая жена Малка Потца стала требовать у свекра обещанную за Абелем в приданое сумму денег. Началась перебранка. На крик собрались соседи, кто-то ударил Мойшу Ицковича сзади. На вопрос Бланка, кто его ударил, приезжий фактор Янкель Шиманович, остановившийся в доме сына, указал на Абеля. Мойша обратился в городскую полицию с просьбой взять под стражу сына за неповиновение родителю и причинение побоев.
Абель был арестован. Началось следствие. Однако единственный свидетель, спровоцировавший Мойшу на прошение о взятии сына под стражу, исчез из города. 30 ноября М. Бланк подал прошение на имя гражданского губернатора с просьбой освободить сына, пострадавшего из-за наговора, и оставить его прежнее прошение без дальнейшего производства, предав его забвению.
Гражданский губернатор поручил городскому магистрату проверить законность прошений Бланка, а также обратить внимание на поведение отца и сына. 31 декабря был проведен допрос 12 житомирских евреев о поведении Бланков, и они под присягою его одобрили. Такой же опрос был проведен в Староконстантинове, где Бланки были записаны по ревизии. Здесь же 12 староконстантиновских евреев под присягой утверждали, что “с самого начала знания их Мошка Бланка оный Бланк был поведения самого худшего по еврейскому закону подвергал себя неоднократно криминалу, замечен в разных воровских делах и блудодействованию”.
Несмотря на положительные отзывы житомирских евреев, городской магистрат Житомира, основываясь на показаниях староконстантиновских евреев, признал Мойшу и Абеля Бланков “неодобренными”, постановил в целях “воздержания их впредь от худых поступков отдать их 6-ти житомирским оседлым и ни в чем неподозрительным жителям о честной их впредь жизни на поруки, а в случае не взятия на таковые, согласно указу 1763 года февраля 10-го числа сослать оных Мойшу и Абеля Бланков в Сибирь на поселение ”.
За недоказанностью вины Абель был отпущен из-под ареста, а Мойше пришлось заплатить пятьдесят рублей ассигнациями за необоснованные прошения и дать подписку, что он впредь не будет затруднять начальство подобными жалобами. Казалось бы, этот эпизод семейной жизни Бланков - еще одно свидетельство конфликтного характера Мойши Ицковича. Однако действия странного свидетеля, оговорившего сына перед отцом, спровоцировавшего Бланка на обращение в суд и исчезнувшего в момент следствия, дают основание предположить, что конфликт был организован.
Действительно, новое судебное разбирательство, последовавшее вскоре после обращения Бланка за поддержкой к императору, дало возможность староконстантиновским евреям скомпрометировать его перед местной властью.
Обращаясь к императору, М. И. Бланк заявлял о своем несогласии с религиозным фанатизмом еврейского общества, сопровождавшимся нетерпимостью к окружающим христианам. Этого было достаточно, чтобы кагально-раввинская организация объявила его “преступником еврейского закона, погрязшим в блудодействии”.
Конфликт Бланка с кагалом пришелся на первую четверть XIX века, когда русское правительство пыталось провести культурную реформу еврейского общества с целью преодоления его религиозно-национальной замкнутости. Эти попытки находили поддержку среди наиболее продвинутой части еврейства, понимавшей, что с переходом в русское подданство вовлечение в общегражданскую жизнь невозможно без культурного сближения с окружающим населением.
Еще в последние десятилетия XVIII века среди польско-литовского еврейства распространились идеи немецкого философа Моисея Мендельсона (1729-1786), выступавшего за союз еврейской традиции и европейского просвещения. Сторонниками мендельсоновского движения часто выступали богатые еврейские купцы, имевшие торговые сношения с промышленными центрами Западной Европы.
В первое десятилетие XIX века в отдельных местностях России в черте оседлости евреев стали самостоятельно появляться ячейки последователей Мендельсона. Крупнейшим еврейским просветителем первой половины XIX столетия считается Ицхак Бер Левинзон (1788-1860), большую часть жизни проживший в Кременце на Волыни. Он резко критиковал традиционное еврейское образование и призывал евреев изучать светские науки и русский язык.
Взгляды еврейских просветителей - сторонников сближения с русским народом импонировали русскому правительству. Однако, по мнению еврейских историков, правительство само обессилило культурную реформу, не решившись в первой четверти XIX века упразднить власть кагально-раввинского союза над еврейским народом.
Официальный раввинат, озабоченный ослаблением своего влияния и продолжавший держать еврейский народ в тисках обрядовых стеснений, повел борьбу против попыток насаждения светского образования среди евреев. В этой борьбе он нашел себе сторонника в лице “заклятого врага” - хассидизма, появившегося, как известно, на Подолии и привлекшего к себе в конце XIX века значительное население Подолии, Волыни и Украины.
Как пишет Ю. Гессен: “Хассиды и их противники были в одинаковой мере заинтересованы в том, чтобы кагал решительно выступил против малейшей попытки насадить просветительские идеи среди еврейского общества”. В этих условиях лиц, критически относившихся к внутреннему быту, принуждали молчать. Тот же Гессен отмечает: “Отдельные личности были совершенно бессильны бороться с кагалом, располагавшим материальными средствами, привлекавшим нередко на свою сторону местную администрацию, и его власть фактически не была умалена”.
Эти нормы внутреннего быта еврейского общества, как нам представляется, повлияли на судьбу М. Бланка и его сыновей. Предположение о том, что конфликт с кагалом был вызван не только сложным характером Бланка, но и его стремлением к сближению с христианским окружением, подтверждает и тот факт, что в Житомире Мойша Ицкович довольно мирно уживался с евреями, несмотря на то, что рискнул отдать своих сыновей учиться и общеобразовательное христианское училище. Для подобного шага в то время нужно было иметь достаточно мужества. “Положение о евреях” 1804 года предоставило еврейскому населению доступ во все государственные школы.
Однако призыв властей отдать еврейских детей в общие с христианами школы вызвал ожесточенное сопротивление кагалов. “Стремление кагалов, - писал Ю. Гессен, - было направлено к тому, чтобы еврейские дети не обучались не только в казенных школах, но и вообще у учителей-христиан и даже у немецких евреев. Их тревожило, что наука поколеблет в детях рвение в исполнении требований религиозно-обрядовой традиции”. Закон 1804 года не носил принудительного характера, каждая семья самостоятельно должна была решать вопрос о поступлении детей в общую школу. Но, делая свой выбор, родители бросали вызов кагалу.
С 1807 года, когда кагалам было предложено высказаться по сути культурной реформы, последние не щадили сил, чтобы задавить саму мысль о необходимости приобщения детей к светской культуре. Понятно, что осмелившийся преступить традицию, становился мишенью для соплеменников, вызывал их гнев и ненависть.
Сыновья Мойши Бланка росли в семье, постоянно конфликтовавшей с кагалом. Обучаясь в житомирском поветовом училище, они близко общались с христианами. В этих условиях, видимо, у молодых людей оформилось желание преодолеть замкнутый круг еврейского быта, включиться в общегражданскую жизнь российских подданных, поступить на государственную службу. Так случилось, что их путь к намеченной цели прошел через принятие христианства и ассимиляцию, означавшие разрыв с культурой своего народа.
На склоне лет крестился и сам Мойша Ицкович Бланк. Об этом мы узнаем из его письма к императору Николаю I от 18 сентября 1846 года. Первый публикатор этого письма, М.Г. Штейн, оценил его как “любопытнейший документ, характеризующий и эпоху, и личность автора - человека, который стремился причинить вред соплеменникам, может быть, даже без непосредственной пользы для себя ”.
Чтобы убедиться в справедливости этой оценки, попробуем прочитать письма М. Бланка в контексте эпохи и, в частности, на фоне мер, предпринимавшихся правительством в 40-е годы XIX века для преобразования еврейского быта.
Бланк предлагал ряд принудительных мер к сближению евреев с христианами, считая, что принуждение, примененное во благо заблуждающимся, оправдано. Видимо, такой подход, вполне разделяемый высшими правительственными кругами, объясняет тот факт, что письмо житомирского мешанина выделили из многочисленных жалоб евреев, которым и, по утверждению современного историка, были завалены власти на протяжении всего царствования Николая I. 25 октября 1846 года, представляя записки крещеного еврея Бланка императору Николаю I, министр внутренних дел Лев Перовский писал: “Предложения Бланка состоят в том, чтобы запретить Евреям ежедневную молитву о пришествии Мессии и повелеть молиться за Государя Императора и весь августейший дом Его. Запретить Евреям продавать христианам те съестные припасы, которые не могут быть употребляемы самими Евреями в пищу, как, например, квашеный хлеб во время пасхи и задние части битой скотины, запретить также христианам работать для Евреев в субботние дни, когда сии последние, по закону своему, работать не могут”.
Как сообщает М.Г. Штейн, в декабре 1844 гола Комитет для определения мер коренного преобразования евреев в России, опираясь на записку Бланка, принял решение: “сделать через Министерство Внутренних Дел распоряжение о строгом подтверждении и наблюдении, чтобы при Богомолении Евреев непременно совершаемы были установленные молитвы за Государя и Императорскую Фамилию, подвергая виновных в неисполнении сего преданию суду по законам”.
Комментируя этот факт, Штейн заключает: “Бланк добился своего - не только новой молитвы, но и усиления враждебного отношения николаевского режима к ни в чем неповинным людям... По ненависти к своему народу Д. Бланка можно сравнить, пожалуй, только с другим крещеным евреем - одним из основателей и руководителей Московского Союза русского народа В.А. Грингмутом”.
Столь эмоционально выраженный приговор, на наш взгляд, мало согласуется с историческими реалиями.
В книге Ю. Гессена “История евреев в России”, в главе, посвященной законодательству о евреях 40-х годов XIX столетия, автор писал: “Мысль о необходимости внести культурное преобразование в еврейский быт упорно держалась в правительственных кругах благодаря воздействию самих евреев, тех немногих из них, которые относились критически к жизни в черте оседлости; одни действовали в этом отношении открыто, другие - тайно; одни влияли непосредственно на представителей бюрократии; другие косвенным путем, высказывая свои мысли во всеуслышанье, находя в еврейской среде адептов, выступавших потом уже от своего имени.
Не все говорили одно и то же о характере средств, с помощью которых следовало осуществить реформу, но нет сомнения, что отдельные евреи сочувствовали, в принципе, системе репрессивных мер, положенной правительством... в основу своей преобразовательной деятельности”.
М.Г. Штейн начинает свою последнюю книгу о родословной Ленина с вопроса к его племяннице О.Д. Ульяновой, упорно признающей лишь русскую, шведскую и немецкую ветви в родословной Ульяновых. Зачем, вопрошает автор, когда фактически уже не действует цензура, когда сняты многие ограничения, заявлять об отказе от своих еврейских предков по линии бабушки М.А. Ульяновой (в девичестве Бланк)?
Нам представляется, что в такой позиции единственной прямой наследницы Ульяновых скорее выражен протест против распространенной сегодня практики “использовать родословную В.И. Ленина для его дискредитации. Анализ доступных в настоящее время исследователям документов убеждает нас, что по материнской линии на генеалогическом древе В.И. Ленина есть русская, шведская, немецкая и еврейская ветви. Вместе с тем мы разделяем и точку зрения О.Д. Ульяновой, что “пока вопрос о предках В.И. Ленина по линии его деда - потомственного дворянина Александра Дмитриевича Бланка - требует дополнительного исследования”.
Янукович твоя фамилия.
Ну ты еще из тех вумников будешь