"Пропонуємо повернути нам повноваження і можливість самостійно займатися військовими злочинами у рамках статей з 401 по 435", - т.в.о. начальника Військової служби правопорядку в ЗСУ генерал-майор Ігор Криштун

Автор: Анна Коваленко

Про те, як має розвиватися і розвивається військова служба правопорядку, які функції виконує, спеціально для Цензор.НЕТ розповів т.в.о. начальника Військової служби правопорядку в ЗСУ генерал-майор Ігор Криштун.

***

В начале войны стало понятно, что наша страна нуждается в сильной армии. В МО и Генеральном штабе ВСУ были запущены процессы реформирования, созданы специальный офис, советы, рабочие группы, написан Стратегический оборонный бюллетень, чтобы сделать армию таковой. В этом контексте обсуждалось и реформирование Военной службы правопорядка в ВСУ, которая согласно всем стратегическим документам должна трансформироваться в Военную полицию.



- В 2014 году, когда началась война, в АТО принимали участие отдельные добровольческие формирования, подразделения ВСУ Национальной гвардии, СБУ и другие субъекты, уполномоченные вести борьбу с терроризмом. Между ними возникали огромные проблемы с командованием и связью, более того, система их координации совершенствуется до сих пор, как между структурами, так и внутри каждой отдельно. Чем занималась Военная служба правопорядка в АТО?

- Свое место ВСП нашла не сразу, не все в тот момент понимали, как нужно использовать ВСП во время ведения боевых действий. Так, например, Донецкий зональный отдел ВСП в 2014-ом до лета вообще выполнял задачи как пехотное подразделение в Донецком аэропорту.

А вот когда стали возникать случаи неповиновения командованию, непосредственно, покидание поля боя, тогда сказала своё слово ВСП. Например, был случай, когда военнослужащие получили команду и вместо того, чтобы ее выполнять, начали покидать поле боя. Мы их вместе с военной прокуратурой останавливали. Также работали на опережение в плане укрепления боевого духа и занимались обеспечением. В 2014 году в одном из батальонов возникли проблемы, там бойцы были обеспокоены тем, что не хватает бронежилетов и касок. Пришлось искать каски и бронежилеты. И мы нашли, хотя на самом деле в таком количестве они были не нужны. У ребят не было опыта, они даже не знали, что он весит 8 кг и в нем особо не побегаешь по окопам. Мы организовали занятие на полигоне, по окончании учений лучшим вручили грамоты. У ребят загорелись глаза! А мы достигли положительного результата, весь батальон отправился в АТО.

- А если солдат все-таки самовольно оставляет место службы? Как Вы поступаете в этом случае? Ведь в военное время дезертирство можно было бы квалифицировать как предательство Родины.

- До 2012 года мы могли возбудить уголовное дело, теперь мы этого сделать не можем. Была реформа всей правоохранительной системы, и нас лишили этого права.

- То есть вы не занимаетесь расследованием этих дел?

- Мы расследуем, но уведомляем прокуратуру, где возбуждают уголовное дело. Хотя по факту на то количество беглецов, которое сейчас есть, до сих пор не возбуждено даже половины уголовных дел! И дело не в том, что в прокуратуре не справляются. Важно понимать, чтобы довести дело до суда, отрабатывается огромное количество документов и процессуальных действий. Например, служил правонарушитель во Львове, призвался он в Запорожье, а самовольно оставил часть в Мариуполе. Где его искать? И кто будет это дело вести? Следователь один, а у него таких беглецов сотни.

- Возвращаюсь к вашим полномочиям, которые упразднили в 2012 году. Вы сказали, что раньше могли сами возбуждать уголовное дело в тех случаях, когда солдат самовольно покидал место службы, а теперь вы обращаетесь в военную прокуратуру. Как происходят ваши коммуникации?

- Мы в хороших отношениях с прокуратурой, как это ни странно. Раньше, до войны, было наоборот. Но мы себя хорошо зарекомендовали в боевых условиях: мы "лезли", простите за прямоту, туда, куда никто не "лез", доставали важную информацию, останавливали людей, которые уходили и т.д.

- То есть вас начали уважать?

- И это тоже! Но главное мы провели работу и определились, что в прокуратуре сложно начинать процесс только по одному заявлению с нашей стороны и ввели минимальный пакет важных документов, которые необходимы для того, чтобы возбудить уголовное дело.

- Что это дает, и какие еще конкретные мероприятия вы проводите для решения вопроса с "беглецами"?

- Важно понимать, что если человек оставил часть, он совершил преступление. Если его объявили в розыск, он не может поступить на работу, он не может получить кредит, он не может покинуть страну и т.д., он остается вне закона. Что "беглец" будет делать дальше? Хорошо, если будет стараться не привлекать к себе внимания, например, спрячется на отдаленном хуторе и будет тихо заниматься хозяйством. Но ведь может быть и так, что критическая ситуация, в которой находится беглец, может толкнуть его на другие преступления: пойдет убивать, насиловать, воровать и т.д. Поэтому мы проводим мероприятия по широкомасштабному розыску, которые дают свои плоды. Ведь, даже если человек оступился, преступил закон, то его необходимо вернуть на эту сторону закона, легализировать его существование. Хочу заметить, что такой вид наказания, как гауптвахта или дисциплинарный батальон, не является судимостью, и после отбывания наказания человек возвращается к нормальной жизни, не имея темных пятен в биографии. А теми, кто не захочет исправляться, становиться, так сказать, на путь истинный, будет заниматься полиция и прокуратура.



- Полиция?

- Во-первых: полиция имеет право зайти в квартиру. Во-вторых: есть участковые, которые знают свой район, знают на кого возбуждено уголовное дело, и кто объявлен в розыск. Люди должны понимать, что если кто-то нарушил закон он будет в судебном порядке наказан.

- Как устроены ваши взаимоотношения с полицией МВД? Существуют какие-то межведомственные регламенты? Налажен обмен оперативной информацией?

- Закон с поправками согласно нынешней ситуации сейчас готовится к изданию, это приказ по организации розыска.

- Вам не кажется, что этот закон, который вы готовите о взаимодействии с полицией, он нивелирует или размоет создание действительно Военной полиции, то, что прописано в Стратегическом оборонном бюллетене? Речь должна идти о том, что ВСП должна стать Военной полицией. Почему же не становится?

- Мы разработали закон, но нам не хватило голосов, чтобы внести его на рассмотрение в Верховную Раду. То есть мы не успели донести депутатам о важности Военной полиции. О том, что Военная полиция решает задачи в интересах Вооруженных сил, а также выполняет значительный объем полицейских и административных функций в интересах всего государства, и деятельность Военной полиции имеет межведомственный характер. Думаю, нас некорректно истолковали. А именно, могло показаться, что мы хотим увеличить численность сотрудников. А это дополнительные деньги на их содержание, а на самом деле никаких дополнительных затрат не требовалось. У нас сейчас 1,5 %, а будет написано в законе 2%. Сейчас 250 000 Вооруженных сил, у нас 1,5 % - 3750. Если будет 2%, то нас будет - 5000. Но количество Вооруженных сил от этого не увеличится. Тем более, что все это классическая практика для контроля войск. Есть примеры других стран членов НАТО. Собственно, это реформирование является реально необходимым в сложившейся ситуации, мы ее сформулировали в стратегических документах при помощи наших западных партнеров.

- А как в других странах?

- Везде по-разному, это зависит от тех задач, которые стоят. Например, во Франции и Италии военная полиция работает практически вместе с полицией под руководством их МВД, а не МО. В США, Канаде, Польше и Великобритании военная полиция в составе Министерства обороны. В районе проведения антитеррористической операции все должностные лица военных комендатур (подразделение специального назначения ВСП) руководствуются требованиями статей 15 и 15-1 Закона Украины "О борьбе с терроризмом" относительно определенных прав и особенностей превентивного задержания в зоне проведения антитеррористической операции лиц, причастных к террористической деятельности. Объясню простыми словами. Сейчас по закону о борьбе с терроризмом в АТО у ВСП есть право проверять местное население, задерживать, разбираться и передавать в прокуратуру дела, где были правонарушения, но только по военнослужащим.

- Как вы думаете, в Украине может быть такая модель, когда ВСП работает в составе МВД, а не МО?

- Идет война. У нас ведь не только расследования, у нас еще куча задач, например, организация сопровождения колонн и вообще марш комендантской службы. Вот есть хорошая дорога Киев-Харьков, Киев-Львов и есть указатели, а там, где их нет, нужно создать временные указатели, принимает решение начальник Генерального штаба и через час-два надо это организовывать. Как это будет проведено между разными структурами, вы себе это представляете? Таких моментов на самом деле много. Вот еще к примеру, охрана всех арестованных военных в дисциплинарном порядке. В МВД – это совсем другая история, с абсолютно другой устоявшейся культурой и правилами.

- Насколько процессуально независима ВСП сейчас?

- Я уже более года исполняю обязанности, и за это время министр мне ни разу не сказал, как мне проводить расследование. То есть, этого нет. Я делаю так, как считаю нужным. Я написал, допустим, кому-то выговор, а министр потом - не выговор, а уволить. У него свое мнение, но расследование, все равно остается расследованием. А когда следствие будет проводить бюро расследований, мои полномочия заканчиваются.

- Вы работаете только в войсках и не работаете по должностным лицам в Министерстве обороны?

- Работаем, проводим расследования по "вещевке", по продовольствию, сейчас приказы по питанию делаем. И все наши акты отправляют в прокуратуру. Сейчас очень строго стоит вопрос по зимней форме. Мы нашли кучу нарушений. Сейчас ищем выход из ситуации. Те, кто шил, они завысили цены. Теперь мы хотим с этим договором, который есть, заставить их понизить цену.



- У вас есть для этого все основания?

- Есть договор, и в рамках договора принято решение: цена, а также договор между заказчиком и производителем. Его никто не имеет права отменить! Теперь по нашим: остановили под Харьковом КамАЗ одного из наших отделов, который вез имущество. При обыске нашли 3 или 4 гранатомета, гранат штук 20, кучу патронов, продукты, мебель итальянскую, топливо. Это был конец ноября-начало декабря прошлого года. Полностью провели расследование и отдали документы в прокуратуру. До суда еще не дошло. Мы уволили трех офицеров. Сейчас, пользуясь тем, что до сих пор не принято решение и дело до конца не расследовано, я с ними сужусь, а они пытаются восстановиться.

- Такое сплошь и рядом происходит. Мы понимаем, что точно так же было в полиции, когда увольняли людей, а они через суд восстанавливались.

- Потому что вот эта система не отлажена. Нужен тот, кто политически важен, его в первую очередь рассматривают, а кто политически не важен – можно отложить. А потом, когда зарегистрировано дело в суде, то оно идет только по номеру.

- А как должно быть в идеале? У прокуратуры забрали функцию надсмотра. На самом деле, если бы у вас было следствие, вы бы могли самостоятельно возбуждать, а они могли бы за вами присматривать – это кажется адекватным. Как вы считаете?

- Может быть. Только еще раз, мы понимаем, что у нас опыта нет. Есть два вида инстинкта: безусловный и условный. Вот в прокуратуре он уже безусловный, потому что люди, которые приходят туда, они пользуются тем опытом, который есть в прокуратуре и который там уже 300 лет. Мы, практически, начинаем с нуля. У нас самых лучших всегда забирают, потому что в прокуратуре выше оклады, положение выше.

- Знаете, говорят противоположное, что люди в Министерстве обороны получают больше.

- Это последний год, потому что они воюют. У нас через две недели начнется курс следствия. Мы сейчас говорим о том, что на следующий год открывается курс в академии Ярослава Мудрого, где наши ребята, которые сейчас занимаются выявлением преступлений и т.д., будут проходить двухмесячные курсы.



- Это канадский пример?

- Да. Мы готовим наших ребят, которые уже прошли эти курсы и были лучшими. Сейчас они учат английский язык. Также в комитете Украины НАТО, где есть комитет военной полиции с начала 2015 года мы начали две системы курсов. Одни с применением силы для подразделений спецназначения и для патрульно-постовой. Второй – это азы следствия. Двухнедельный курс проходит в Конча-Заспе, где работают канадские преподаватели... По результатам этих курсов мы выбираем трех лучших, которые потом на следующий курс пойдут уже помощниками инструкторов. Для того, чтобы сейчас двинуться дальше, всех их отправили на изучение английского языка на три месяца. На следующий год у нас запланировано создать временный учебный центр. Он будет во Львове. Это будет либо двухмесячный, либо трехмесячный курс. Начнется он в сентябре следующего года. Там уже будет все более насыщенно. Если раньше были только канадцы, то сейчас заинтересовались датчане, поляки, итальянцы, чехи, литовцы. Вот недавно прошла конференция, на которую были приглашены начальники и их замы двойных полиций НАТО, которые готовы с нами работать. Есть такая бригада литовско-украинско-польская. В этой бригаде есть рота военной полиции. Рота состояла по всем заявкам из трех взводов: польский, литовский и украинский. Мы отобрали 25 человек. Они прошли следствия, применения силы. Мы тоже умеем бороться, но как правильно это делать, особенно в условиях гуманитарного мира.

- А наши приемы отличаются от западных?

- В чем-то отличаются. Но дело в том, что сами занятия проходят интересно. Люди после этого видят перспективу для себя. В августе-сентябре мы пригласили канадцев, и они провели курс более расширенный для взвода, в том числе и полевой курс. То есть, как патрулировать, как сопровождать, как охранять должностных лиц. Было очень интересно!

- То есть, на практике вы не чувствуете, что знаете больше, чем они?

- Дело не в этом. Вы никогда не задумывались, что люди разных национальностей не могут найти общий язык или, например, два класса, которым рассказываешь одну тему, все по-разному понимают. В условиях войны все должны понимать одинаково. То есть, если мы хотим участвовать в этой бригаде, мы должны действовать по одним и тем же сценариям, одним и тем же требованиям. Поэтому, мы должны быть к этому готовы!!!



- Но в настоящем положении дел защита государственности, уставные порядки поведения военнослужащих во время войны - все это теперь кроме прокуратуры и СБУ еще и в полномочиях у бюро расследований. Как вы считаете, это эффективно?

- Мы предлагаем вернуть нам полномочия и в самостоятельном порядке заниматься военными преступлениями в рамках статей с 401 по 435. Поясню: в 2014 году в бригаде солдат бросил гранату в и.о. командира бригады. Что я должен был сделать? Немедленно оправить туда группу, дело описать, солдата отправить в СИЗО, согласно закону незамедлительно осудить, чтобы все видели, что нарушение закона влечет за собой уголовную ответственность. Но так как я не имею сейчас на это права, процесс выглядел так: начальника отправили в прокуратуру по надзору, дело описали, но поскольку уголовного дела пока не было, правонарушителя никто не посадил, а через полгода ему дали условно. А преступность между тем растет! Может, если бы ему дали лет 5 и это довели до общественности, то не было бы столько правонарушений! Поэтому вопрос, кому в первую очередь нужна военная полиция?!

- Какие шансы у бюро расследований успешно заменить работу военной полиции?

- Для того, чтобы что-то делать, надо быть профессионалом. Если ты не профессионал, если ты не понимаешь военного дела, то как ты будешь расследовать? Есть очень много нюансов в правилах ведения войны, в уставной службе и т.д. Возможно, со временем сотрудники в бюро расследований могут в этом разобраться, если только этим и будут заниматься, но так не будет, и в нынешней обстановке это подрывает безопасность!

- Возможно, вопрос нужно ставить не как реформирование структуры, а как ее видоизменение?

- Каким словом ни называй, по факту мы ликвидируем сейчас одну из небольших структур, которая приняла вызов с тем количеством людей и теми возможностями, которые у нас есть.

-То есть, тут нет возможности для коррупционной составляющей?

- Понятно, что люди разные, и нечестные люди есть везде. В прошлом году у нас уволили подполковника, но там не было взятки, там было мошенничество, он взял 3000 у.е. за содействие в получении квартиры. Или уже "бывшие" два милиционера с солдата Нацгвардии взяли 6000 гривен, чтобы не докладывать командиру о его проступке. Сейчас они проходят по уголовному делу. Принцип один: мы должны быть к себе более честны, чем к другим.



- Как Вы оцениваете коррупционные риски внутри ВСП? И как боретесь с коррупцией в своих рядах?

- Как и во всех правоохранительных формированиях мира коррупционные риски очень велики. Право пресекать правонарушения всегда приводит к тому, что люди, желающие уйти от ответственности, будут предлагать неправомерные выгоды. Не каждый сможет справиться с соблазном получить легкие деньги или другие выгоды. Также не будем забывать, что армия – это часть общества, и служат такие же люди, как и те, что находятся на гражданке. Среди них есть порядочные и непорядочные. Так вот, когда среди нас появляются эти непорядочные, мы от них очень быстро избавляемся. Мы не стесняемся говорить об этом и увольняем всех, кто хочет получить неправомерную выгоду. Даже шанса перевестись на низшую должность не даем, ведь тот, кто опозорил честь правоохранительного формирования, не имеет никакого права находиться в рядах защитников Украины.



Беседовала Анна Коваленко, для "Цензор.НЕТ"