Балувана Галя. Политико-эротические заметки ко дню нашей Незаможности.

Автор:  Влад

Балувана Галя.
На экране – улочка киевского Подола конца XIX века, напоминающая декорации к фильму «За двома зайцями». Звучит музыка – схожая с музыкой фильма.

В мазаной хате хозяйничает Галя – молодая, красивая молодица в вышитой одежде. На улице, по тротуару идет Ваня – в косоворотке, картузе. В руках он держит букет цветов.

Подойдя к усадьбе Гали, он заглядывает через забор и зовет: «Галочка, выйди, пойдем погуляем». Галя, высунувшись в окно, сердито отвечает: «О, знов москалю клятий прийшов! Занапастити мене, поневолити хочеш, нікуди я з тобою не піду!».

Ваня: «Галочка, да зачем же ты так, ведь и мы, и предки наши всегда дружно жили, и горести, и радости делили».

Галя: «Эге, москалю клятий, знаю я, як твої предки моїх неволили, як дурили. Знаю я, як твій прадід в мого прадіда п’ять копійок зайняв та й не повернув».

Ваня: «Галочка, да когда это было, и было ли вообще?».

Галя: «Було, було. Мій вуйко з Канади всю правду мені про вас, москалів, розповів. А він брехати не стане!».

Ваня: «Галочка, милая, мы же так любили друг друга, зачем наветы злых людей слушать?».

Галя: «Все, скінчилась наша любов! В мене є інші женихи – освідчені, культурні, европейські! З ними в мене щастя буде, а не з тобою, задрипанцем». Ваня обескуражено замолкает.

В это время кадр меняется. Звучит марш, в котором угадываются мотивы немецких маршей. По переулку мчится пролетка, в которой восседает Ганс. Он одет по европейской моде конца XIX века, держит в руках трость, и чем-то напоминает Свирида Голохвастова. Пролетка подъезжает к задним воротам Галиной усадьбы, Ганс быстро проходит через задний двор, заходит в хату, и видит Галю со спины, высунувшуюся в окно и покрикивающую на Ваню.

Ганс хлопает концом трости Галю по заду, она начинает поворачиваться к нему, но Ганс нетерпеливо рукояткой трости разворачивает ее к себе.

Ганс: «О, Галья, ти ест ошень красивый, и я тебя любить!»


Галя (радостно подпрыгнув и захлопав в ладоши): «Ой, Гансику мій рідесенький, такий освідчений, такий культурний, такий європейський!».

Ганс (нетерпеливо): «Галья, ставайт в поза, шнеллер!». Галя радостно задирает юбки и наклоняется. Ганс начинает расстегивать брюки. В это время с улицы слышен голос Вани: «Галочка, милая!». Галя зло высовывается в окно и, сложив дулю, тычет ее Ване: «Ось тобі, москалю клятий». Меж тем Ганс начинает процесс, Галя, высунувшись в окно и двигаясь в такт его фрикциям, тычет дулю Ване и в такт фрикциям выкрикивает: «Я – вільна, я – незалежна, ось тобі, москалю клятий! Все, більше ти мене не занапастиш!».

Вновь интерьер Галиной хаты. Довольный Ганс застегивает брюки, Галя поправляет юбки.

Ганс: «Ти ест ошень хороший, я забирайт тебя в Европа».

Галя (радостно подпрыгивая и хлопая в ладоши): «Гансику, ти такий гарний».

Ганс, нахваливая Галю, достает из кармана бумажник, открывает его. Внутри лежит фото – Ганс со своей фрау в окружении полудюжины киндеров. Ганс, продолжая говорить «Ти, Галья, ест ошень хороший», достает из бумажника десятирублевую купюру и продолжает: «Я давайт тебе подарок», и после некоторого раздумья, пряча купюру обратно, продолжает: «Когда-нибудь». Галя радостно всплескивает руками и радостно говорит: «Дякую тобі, ти такий щедрий, Гансику!». Потом Галя провожает Ганса. Затем, вновь высунувшись в окно, зло выкрикивает поникшему Ване: «Все, їду від тебе в Європу. Не потрібен ти мені!».

В кадре – кафе. Играет музыка конца XIX века. За столом сидят Ганс и рыжий, американец в клетчатых штанах, одетый по моде конца XIX века. За музыкой не слышно, о чем они говорят, но по характерным жестам и ухмылкам Ганса понятно, о чем он рассказывает американцу. Тот заинтересованно слушает и о чем-то спрашивает. По жестам Ганса понятно, что он рассказывает, как найти дом Гали. Американец поднимается, машет извозчику, и прыгает в пролетку. Пролетка мчится на Подол.

Вновь переулок, пролетка, американец, заходящий в дом к Гале, и сама Галя, высунувшаяся в окно и двигающаяся туда-сюда, одновременно тыкающая дулю Ване. Слов нет, только музыка играет…

Вновь в кадре кафе. Вновь играет музыка конца XIX века. За столом сидят Ганс, американец, и Юзеф, в конфедератке и одетый по польской моде того времени. Они живо обсуждают тему, и по характерным жестам и ухмылкам понятно, о чем они говорят.

Вновь переулок, пролетка, Юзеф, заходящий в дом к Гале, и сама Галя, высунувшаяся в окно и двигающаяся туда-сюда, одновременно тыкающая дулю Ване. Слов нет, только музыка играет…

Вновь кадр, поникший Ваня и довольная Галя.

Галя: «Все, навіки ми розстались. В мене такі женихи гарні – європейські, американські. З ними в мене щастя буде, а не з тобою, москалем! Досить, познущався з мене! Таке майбутне мене чекае – з европейцями, американцями!».

Камера медленно поднимается вверх. Вверху – стая каркающего воронья. Камера сверху показывает пейзаж Подола, Андреевской церкви, постепенно опускаясь вниз, к ступеням церкви. У их подножия стоит нищая старуха, в лохмотьях и покрытая струпьями, тянущая руку за милостыней. В ее изможденном лице явственно просматриваются черты некогда красивого лица Гали…

Эхо повторяет: «Таке майбутнє мене чекає – з європейцями, американцями! Таке майбутнє. З європейцями, американцями. Таке майбутнє… З європейцями, американцями…».