Милиция предотвратила теракт в Одессе, - СНБО
Вчера правоохранители Одессы предотвратили террористический акт. Милиция изъяла гранаты, боеприпасы и беспилотник из припаркованного около волонтерского центра автомобиля в Одессе.
Об этом на брифинге рассказал спикер АТО Андрей Лысенко, говорится в сводных данных инфоцентра СНБО за 30 декабря, передает Цензор.НЕТ.
"Вчера правоохранители Одессы предотвратили террористический акт. Милиционеры полка патрульной службы обнаружили подозрительный автомобиль недалеко от офиса волонтерской организации. Из микроавтобуса изъят целый арсенал боеприпасов: 6 боевых гранат Ф-1, 5 гранат РГД, более 430 патронов калибра 7,62 и 5,45 мм, 30-миллиметровый бронебойный снаряд, 2 крупнокалиберные патроны 14,5 мм и беспилотный летательный аппарат ", - рассказал он.
провоцирования нихуя неделанием таки заставят Одессу кричать-- Рашия Путя Вова.. должны быть возбуждены уголовные дела и вон накуй с работы Губернатор который отчалил на каникулы за бугор и мэру Одессы также настоятельно "рекомендовать" подать заяву об отставке..
как людей возделывающих рожь, а жителей северных лесных земель называли
"руски" как людей диких и свирепых. Суффикс -кул или -ки добавлялся к
слову рус для обозначения русских рабов-крепостных (кул-казахша құл) или
чернь-навоз (ки-казахши қи ), например, рыс+кул (рус+құл) или рыс +ки
(рус+қи). Поскольку подавляющее большинство населения Московии было
крепостным, то за ними закрепилось название "руски". Например,
американцы, англичане и другие европейцы слово "русски" (russki)
используют для обзывательства и оскорбления русских. Вот поэтому Петру I
не нравилось слово "рус" и "руски". Он пытался слово "рус" переиначить в
якобы греческое "рос", и страну назвал "Россия". В греческом языке
слова "рос" или "росс" не существует. Слово ross в северогерманских
языках обозначает дословно "главная земля" или "выдающаяся земля". Таким
образом, Петру I хотелось назвать страну особой и выдающейся в Европу
из глубинной Азии. народ не принял нового названия "рос" а правители
России просто переделали слово "руски" в прилагательную форму "русский" и
обозначили этим словом самоназвание своего народа.
Особо следует сказать о таком явлении сельской жизни как снохачество.
Следует признать, что половая близость между главой крестьянской семьи
(большаком) и снохой не была явлением исключительным, а для
патриархального уклада сельского быта, в какой-то мере и обыденным.
«Нигде кажется кроме России, - отмечал В. Д. Набоков, - нет по крайне
мере того, чтобы один вид кровосмешения приобрел характер почти
нормального бытового явления, получив соответствующее техническое
название - снохачество» [Цит. по: 35, с. 52]. Наблюдатели отмечали, что
этот обычай был жив и в конце XIX в., причем одной из причин его
сохранения являлся сезонный отток молодых мужчин на заработки. Хотя эта
форма кровосмешения была осуждаема просвещенным обществом, крестьяне ее
не считали серьезным правонарушением [27, с. 401-402].
Этнограф Семенов-Тянь-Шанский считал, что любую русскую бабу
можно было легко купить деньгами или подарком. Одна крестьянка наивно
признавалась:
«Прижила себе на горе сына и всего за пустяк, за десяток яблок».
Далее автор приводит случай, когда караульный яблоневого сада,
возраста 20 лет, изнасиловал 13 летнюю девочку, и мать этой девочки
примирилась с обидчиком за 3 рубля. Писатель А.Н. Энгельгардт утверждал,
что «нравы деревенских баб и девок до невероятности просты: деньги,
какой - нибудь платок, при известных обстоятельствах, лишь бы никто не
знал, лишь бы все было шито-крыто, так делают все».
Некоторые крестьяне, любители спиртных напитков, почетным
гостям под выпивку предлагали своих жен, солдаток и даже сестер. В ряде
сел Болховского уезда Орловской губернии существовал обычай почетным
гостям (старшине, волостному писарю, судьям, заезжим купцам) предлагать
для плотских утех своих жен или невесток, если сын находился в отлучке.
При этом прагматичные крестьяне не забывали брать плату за оказанные
услуги. В том же уезде в селах Мешкове и Коневке бедные крестьяне без
смущения посылали своих жен к приказчику или к какому-либо
состоятельному лицу за деньгами на табак или на хлеб, заставляя их
расплачиваться своим телом.
большинства инфекционных заболеваний в русском селе. Исследователь
дореволюционной поры Н. Бржеский на основе изучения быта крестьян
черноземных губерний пришел к выводу о том, что «плохое качество воды и
решительное равнодушие к содержанию себя в чистоте становится причиной
распространения заразных заболеваний». Да и могло ли быть иначе, когда
ели из одной миски, пили из одной кружки, утирались одним полотенцем,
пользовались чужим бельем. Объясняя причину широкого распространения
сифилиса в деревне, врач Г. Герценштейн указывал, что «болезнь
распространяется не половым путем, а передается при повседневных
общежительских отношениях здоровых и больных членов семьи, соседей и
захожих людей. Общая миска, ложка, невинный поцелуй ребенка
распространяли заразу все дальше и дальше…». Большинство исследователей,
как прошлого, так и настоящего солидарны в том, что основной формой
заражения и распространения сифилиса в русском селе являлась бытовая,
вследствие несоблюдения населением элементарных правил гигиены.
Пищу грудных детей составляла молоко из рожка, с надетой
гуттаперчевой соской, нередкой коровьей титькой, а также жовка, все это
содержалось в крайней нечистоте. В страдную пору с грязным вонючим
рожком ребенка оставляли на весь день под присмотром малолетних нянек. В
воззвании д-ра В.П. Никитенко «О борьбе с детской смертностью в России»
указывалась основная причина смерти младенцев, как в Центральной
России, так и в Сибири: «Ни еврейки, ни татарки не заменяют собственного
молока соской, это исключительно русский обычай и один из самых
гибельных. По общему свидетельству, отказ от кормления младенца грудью -
главная причина их вымирания». Отсутствие грудного молока в питании
младенцев делало их уязвимыми для кишечных инфекций, особенно
распространенных в летнюю пору. Большинство детей в возрасте до года
умирали в русском селе по причине диареи».
А между тем именно зимой в избе находятся налицо, помимо людей,
ещё всякие домашние животные: телята, овцы с ягнятами, поросята, куры. В
иных случаях даже коров загоняют в избу телиться. Животные не только
потребляют кислород воздуха, но и отправляют свои естественные
потребности здесь же, окончательно портя воздух. В больших
избах, где со значительным численным составом семьи живёт обыкновенно и
больше скотины, порча воздуха достигает крайних пределов. - Если при
этом добавить, что больные, старые хилые и малолетние члены семьи также
отправляют свои нужды в избе, иногда прямо на пол, что в этой же избе
«мычут намыки», т.е. треплют мятые стебли конопли, чтобы отделить
волокна от мелкой кострики, что здесь же стряпают, сушат одежду, обувь и
сбрую, курят махорку, то станет вполне понятным качество воздуха зимой в
избе. Когда дверь долго не отворялась, а печка ещё не топлена, т.е.
рано утром после ночи, воздух во многих избах бывает так плох, так
зловонен и переполнен всевозможными испарениями людей, животных,
земляного пола и грязной одежды, что у вошедшего с улицы непривычного
человека захватывает дух, начинает кружиться голова и теснит в груди
чуть не до обморока. Это и есть, по всей вероятности, тот сказочный
«русский дух», который везде различишь, и в котором, по народной
поговорке, «хоть топор вешай»(С.33)
Заразные болезни в России в 1912 г. (чел.)
Источник: Статистический сборник России. 1914 г. Отд. III. С. 7-14.
На 1-м месте Чесотка (!) - 4.735.490 чел., или 23,22% от числа всех
болеющих. Что делать, антисанитария, проклятая! На всех воды не хватает
(в пустыне же все жили, наверное!). А если вы думаете, что такой процент
дали в основном Среднеазиатские владения Российской империи, то вы
сильно ошибаетесь. Основной процент «чесоточников» это Европейская
Россия - 4.269.485 чел. Не слабо! Сибирь дала значительно скромнее
«результат» - 173.089 чел., а вот Средняя Азия подкачала - 84.998 чел.
наличии в крестьянских избах вредных насекомых: тараканов, клопов, блох.
Можно сделать вывод о том, что они являлись неизменными спутниками
сельского быта. Головная вошь - обычный спутник всего населения;
особенно их много водится на детях. Бабы в свободное время «ищут друг у
друга в голове». Мать, лаская своего ребенка, непременно, хотя слегка
поищет в его волосах паразитов. В путевых заметках А.Н. Минха, находим
следующее наблюдение автора о любимом занятии крестьянок одного из сел:
«Баба деревянным гребнем, употребляемым для расчески льна, роется в
голове другой, а частое щелканье доказывает изобилие насекомым в волосах
наших русских женщин».
В летнюю пору крестьян одолевали блохи, даже Петров пост мужики
называли блошиным постом. В это период в вологодских деревнях можно было
наблюдать такую картину: «В избе сидели мужик и баба, совершенно голые,
и занимались ловлей блох, нимало не стесняясь, - так принято и ничего
здесь нет предосудительного».
«Русские крестьяне были весьма непритязательными в домашнем
обиходе. Постороннего человека, прежде всего, поражал аскетизм
внутреннего убранства. Крестьянская изба конца XIX века мало, чем
отличалась от сельского жилища века предыдущего. Большую часть комнаты
занимала печь, служащая, как для обогрева, так и для приготовления пищи.
Большинство крестьянских изб топились «по-черному». В 1892 году в селе
Кобельке Богоявленской волости Тамбовской губернии из 533 дворов 442
отапливались «по-черному» и 91 «по-белому». По мнению доктора медицины
В.И. Никольского, обследовавшего медицинского и санитарное состояние
жителей Тамбовского уезда, на каждого члена семьи, состоящей из семи
человек, приходилось 21,4 аршина воздуха, что было недостаточно. В
зимнее время воздух в избах переполнен миазмами и чрезвычайно сильно
нагрет.
Санитарное состояние крестьянского жилища зависело, прежде всего, от
характера полового покрытия. В домах с земляными полами их застилали
соломой. Солома служила универсальным покрытием для пола в крестьянской
избе. На нее дети и больные члены семьи отправляли свои естественные
надобности, и ее, по мере загрязнения, периодически меняли. О санитарных
требованиях русские крестьяне имели смутное представление.
Полы, в большинстве своем земляные, служили источником грязи, пыли и
сырости. Зимой в избах содержался молодняк - телята и ягнята,
следовательно, о какой-либо опрятности не могло быть и речи.
О чистоте постелей в сельских избах можно говорить только
относительно. Часто постелью служил «соломенник», т.е. мешок набитый
ржаной или яровой соломой. Солома эта не менялась иногда по целому году,
в нее набиралась масса пыли и грязи, заводились клопы. Почти не было
постельного белья, лишь подушки иногда одевались в наволочки, да не
всегда были подушки. Простыню заменяло рядно, домотканая подстилка, а
одеяло не знало никаких пододеяльников.
Пищу грудных детей составляла молоко из рожка, с надетой
гуттаперчевой соской, нередкой коровьей титькой, а также жовка, все это
содержалось в крайней нечистоте. В страдную пору с грязным вонючим
рожком ребенка оставляли на весь день под присмотром малолетних нянек.
_
И потому, можно себе представить, в каком ужасном положении находятся
спелёнутые дети, завёрнутые в пропитанные мочой и калом пелёнки, и это к
тому же в летнюю жаркую пору. Сделается совершенно понятным и ничуть не
преувеличенным заявление всё того же наблюдателя прот. Гиляровского,
что от такого мочекалового компресса и от жары «кожа под шейкой, под
мышками и в пахах сопревает, получаются язвы, нередко наполняющиеся
червями» и т.д. Также нетрудно дополнить всю эту картину той массой
комаров и мух, которые особенно охотно привлекаются вонючей атмосферой
около ребёнка от гниения мочи и кала. «Мухи и комары, витающие около
ребёнка роями, - говорит Гиляровский, - держат его в беспрестанной
горячке уязвления». Кроме того, в люльке ребёнка и, как увидим ниже,
даже в его рожке разводятся черви, которые, по мнению Гиляровского,
являются для ребёнка «одними из самых опасных тварей», так как ребёнок
дышит всё время душным смрадным воздухом, да иногда и пути входа воздуха
непроходимы и часто ноздри закупориваются мухами и личинками их.
купли-продажи. Газеты рубежа XVIII - XIX веков пестрят объявлениями о
«продажных людях». Никого не смущало объявление о продаже «мальчика,
умеющего чесать волосы и дойной коровы». Тут же рядом публиковалось о
продаже «малого 17 лет и мебелей». В другом номере газеты сообщалось,
что «у Пантелеймона, против мясных рядов», продаются «лет 30 девка и
молодая гнедая лошадь». В 1800 г. объявлялось о продаже женщины с
годовым мальчиком и шор на 6 лошадей. «В Московской части в улице
Больших Пеньков (так называлась в старину Разъезжая ул,), в доме № 174, -
публиковалось в 1802 г., - продаются муж с женою от 40-45 лет, доброго
поведения, и молодая бурая лошадь». Продавали, - пишет современник, -
повара - пьяницу - «золотые руки, но как запьет, так прощай на целый
месяц», продавали лакея - «хороший малый, но извешался: из девичьей его
не выгнать», продавали горничную - «услужливая и расторопная, но очень
уж умна: в барыни захотела».
Для иллюстрации приведу грустную сцену, записанную д-ром Диатроповым в одну из его поездок по деревне:
«Раз я сменял лошадей в деревне. Стояла жаркая погода. Народ работал в
поле. Поносы между детьми в это время были часты и смертельны.
Я взошёл в избу. Никого нет.
- Где же хозяева? - спросил я.
- Да пошли мальчугана хоронить.
- Грудной был?
- Сосун был.
- Чем хворал?
- Да понос смыл.
В избу вошла молодая женщина. На руках лежал ребёнок. Она подошла к
переднему углу, достала из-под образного киота непокрытый горшок с
отколотым краем, грязными пальцами достала из него каши, выдернула из-за
пояса тряпку, сделала соску,
всунула её в рот спящему ребёнку и положила его в зыбку. Сама вышла в сени…
Я посмотрел кашу. Она оказалась полусваренной, окислой, с примесью мелких тараканов.
Накануне вторжения Наполеона в Россию средняя по стране цена
крепостного приближалась к 200 рублям. В последующие годы, видимо в
связи с общим финансово-экономическим кризисом по итогам долгих и
тяжелых для России наполеоновских войн, цены на людей упали до 100
рублей. На этом уровне они держались до сороковых годов XIX века, когда
снова начали расти.
Интересно, что цены на крепостных в России были ниже, чем цены на
рабов в Средней Азии. К середине XIX столетия в Хиве и Бухаре рабы
стоили от 200 до 1000 рублей и выше. В те же годы в Северной Америке
чернокожий раб-негр в среднем стоил 2000-3000 фунтов, то есть в
три-четыре раза дороже средней цены русского помещичьего крестьянина
накануне отмены крепостного права.
Цена на крепостных людей, как и на любой другой товар, никогда
не была постоянной. При Елизавете Петровне, в 40-е - 50-е годы XVIII
века, средняя цена «души» в Российской империи равнялась тридцати
рублям. Затем, к 80-м годам, цена подросла до ста рублей и продолжала
повышаться.
Из объявления в «Московских ведомостях», опубликованного в 1800
году и приведенного в начале главы, видно, что стоимость каждого из
продаваемых людей в супружеских парах - 200-250 рублей и практически
равна стоимости молодой лошади.
Конечно, бывали исключения, и достаточно многочисленные. Хорошо
обученную актрису, молодую и приятной внешности, могли оценить и в две
тысячи рублей, и дороже.
Потемкинкупил у графа Разумовского оркестр за 40 000 рублей, а за
одну «комедиантку» было заплачено 5000 рублей. Но псари-охотники за
породистого щенка платили еще дороже - до 10 000 рублей. Получалось, что
при обычной цене за дворовую «девку» в 200 рублей - пятьдесят
крепостных девушек стоили столько же, сколько одна редкая охотничья
****. Заядлые любители звериной травли за прославившуюся на охоте борзую
отдавали целые многонаселенные деревни.
Что касается цен на крепостных людей, то они значительно
поднялись с середины ХVIII века. В 1747 г. Лерх купил за 60 руб. двух
людей и двух лошадей и нашел эту цену высокой, - отмечал В. Фрибе.
Конечно, такие высокие цены на «продажных людей» держались лишь
в столице. В соседней Новгородской губ. на рубеже ХVIII - ХIХ веков
можно было легко купить крестьянскую девку за 5 руб.
Кроме продажи крепостных «с рук» и по газетным объявлениям,
предприимчивые люди устраивали в центре столицы «невольничьи рынки»,
наподобие восточных, где, на «особливых двориках», выставлялись на
продажу крепостные. Какой-то «секретарь» Громов содержал в конце XVIII
века такой «дворик» против Владимирской церкви; другой подобный же
находился в доме Вахтина у Поцелуева моста. Рынки для продажи людей
имелись также на Лиговском канале, у Кокушкина моста и в Малой Коломне,
где этим промышлял некий дьячек. Шантро в своем » Voyage philosophique »
писал: «Если дворяне решают продать своих крепостных они их выставляют с
их женами и детьми в общественных местах и каждый из них имеет на лбу
ярлык, указывающий цену и их специальность.» В Петербурге цены на
«продажных» людей стояли значительно выше, чем в провинции. Поэтому, В
конце XVIII века, как отметил в своем дневнике Н. И. Тургенев, людей
привозили в Петербург на продажу целыми барками.
Помимо купли-продажи и наследования, основных способов перехода
права собственности на крепостных, их также дарили. Так, С. Л. Пушкин,
отец поэта, подарил своей крестнице, малолетней дочери своего
управляющего Пеньковского, крепостную Пелагею Семенову, как
«верноподданную». В те времена, рассказывает Н. С. Селивановский, «людей
дарили в знак приязни. У нас было таких несколько».
Как отметил Д. Н. Свербеев, «крестьянских мальчиков и девочек
дарилось, особенно барынями, порядочное количество. Набожные барыни
любили награждать своих духовных отцов или поступались знакомым купцам
или купчихам, хотя ни те, ни другие не имели права иметь у себя
крепостных и держали их у себя в рабстве, часто весьма тяжелом, на имя
дарителей. По недостатку в деньгах или по скупости дарили людей
судейским и приказным за их одолжения по тяжебным и следственным делам».
Замечательно, что такое положение собственного народа,
находящегося в жестоком рабстве и безрезультатно взывающего к монаршей
милости, не мешало императору Николаю I деятельно заботиться о положении
чернокожих невольников в Северной Америке. В 1842 году выходит указ,
грозивший наказанием тем из российских подданных, которые осмелятся
участвовать в торговле неграми… Кроме того, император великодушно
даровал свободу всякому чернокожему рабу, которому доведется ступить на
российскую землю.
Такое решительное выступление в защиту невольников на другом
континенте, в то время как в собственной стране процветает рабство,
казалось двусмысленным и труднообъяснимым. Этот странный указ,
естественно, вызвал сильное недоумение в российском обществе.
А. Герцен был более резок в своей оценке этого николаевского указа:
«Отчего же надобно непременно быть черным, чтоб быть человеком в глазах
белого царя? Или отчего он не произведет всех крепостных в негры?»
Эти, как представляется, справедливые вопросы остались без ответа со
стороны императора. Но сравнение положения крепостных крестьян и
североамериканских невольников стало популярным в России, особенно после
выхода книги Г. Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома» в 1853 году.
Некоторые фрагменты этой книги буквально совпадали с реальностью
крепостной России, с той только разницей, что вместо русских крестьян
там продавали, разлучали с близкими по произволу господина и держали в
колодках африканских рабов. Книга была пронизана обличением
несправедливости и осуждением рабства, и стала чрезвычайно популярной у…
россиских помещиков. Ее читали друг другу вслух в гостиных, возмущаясь
жестокостью плантаторов, сочувствуя участи негров и совершенно забыв,
что русский автор уже написал нечто подобное о рабской жизни своих
соотечественников. Таковы причуды человеческой психологии.
Когда из текста убраны точные указания на цвет кожи продаваемых
и место действия, не так просто определить - происходит это на русском
севере или на американском юге.
Негр, ступивший на русскую землю, автоматически становился
свободным! Русский, сбежавший от своего хозяина, если был пойман спустя
ДЕСЯТИЛЕТИЯ, возвращался хозяину (вместе с семьей, автоматически
становившейся рабами).
Россия по сравнению с Францией - совсем нищая страна. Русский
крепостной начала 19 века в пересчете на франки стоил 400-600 франков, и
приносил хозяину самое большее 50 франков дохода в год (10%). В то же
время негр-раб во французских колониях того времени стоил 2-3 тысячи
франков и приносил 200-300 франков прибыли в год. Экономическая ценность
русского крепостного - копейки, даже его собрат-негр на плантациях
Реюньона стоил в разы дороже. Царская Россия - царство неэффективности.
негр-раб во французских колониях - 200-300 франков, получается, что
производительность труда негра была в 4-6 раз больше, чем у русского
крестьянина. Не менее интересные результаты Дюкре получил и когда
попытался сравнить русского крестьянина собственно с французами, а не с
рабами из их колоний. Как пишет Дюкре, во Франции в самых осталых
районах даже небольшое «вдовье» хозяйство из 2-3 женщин может дать
300-400 франков дохода в год, из которых половину эти женщины
обыкновенно отдают владельцу земли. В России такое же хозяйство не
даст помещику вообще ничего, хорошо если они прокормят сами себя.
Если крепостной в России приносил помещику 50 франков в год, а
негр-раб во французских колониях - 200-300 франков, получается, что
производительность труда негра была в 4-6 раз больше, чем у русского
крестьянина. Не менее интересные результаты Дюкре получил и когда
попытался сравнить русского крестьянина собственно с французами, а не с
рабами из их колоний. Как пишет Дюкре, во Франции в самых осталых
районах даже небольшое «вдовье» хозяйство из 2-3 женщин может дать
300-400 франков дохода в год, из которых половину эти женщины
обыкновенно отдают владельцу земли. В России такое же хозяйство не
даст помещику вообще ничего, хорошо если они прокормят сами себя.
1786 году. До десяти лет жила я в своей родной крестьянской семье,
счастливая, беззаботная, бегала по улице босая, в одной рубашонке.
Однажды вся наша большая семья собралась в избу обедать. Отец, почтенный
старичок, и дети, окружая его, усердно помолились Богу и сели за стол.
Мать хлопотала у печи. Вдруг отворяется дверь, и входит староста.
Помолясь на иконы, он кланяется хозяевам и, почесывая затылок, говорит:
«Ну, дядя Григорий, недобрую весть я принес тебе. Сейчас получен мною от
барина приказ: немедленно привезти к нему твою Дуняшку. Там, слышь,
бают, что он проиграл ее в карты другому барину». Одно мгновение все
смотрят на него, разинув рты. Потом подымается горький плач, сбегается
вся деревня, и начинают причитать надо мной как над покойницей. Судьба
сразу дала мне понять, что я не батюшкина и не матушкина, но барская и
что наш барин, живя от нас за сотни верст, помнит всех своих крепостных,
не исключая и ребятишек. Но барской воле противиться нельзя, от господ
некуда убежать и спрятаться, и потому, снарядив меня бедную, отдали
старосте. Оторвали меня малую от родителей и насильно повезли в неволю.
Дорогою я плакала, а встречные с нами сильно негодовали на господ.
Долгоруков рассказывает о генерале М. И. Леонтьеве, державшем
двух поваров, француза и русского. Когда барин бывал недоволен обедом,
он призывал провинившихся к себе. Француз отделывался строгим выговором,
русского же били в присутствии барина кнутом, после чего его заставляли
проглотить сначала кусок хлеба с солью и перцем, затем селедку и два
стакана водки. После этого несчастного повара запирали на сутки в
карцер, не давая ему пить. Леонтьев хвастал, что такой метод «учить»
русского человека он заимствовал у своего отца. «Это единственный способ
управлять ими», - пояснял он.
Как отметил один французский путешественник, в России бить
можно только людей известных классов и бить их разрешается лишь людям
других классов». - Били всех: и малолетних казачков и стариков-дворецких
и талантливых живописцев. И. С. Тургенев говорил, что он «родился и
вырос в атмосфере, где царили подзатыльники, щипки, колотушки, пощечины»
«Я был немало удивлен, - записал Р. Фор, когда услышал впервые о том,
что секли первую скрипку; это был талантливый молодой человек; но я
вскоре привык: секли альта, баса, контрабаса. Это не волновало ни меня,
ни даже их».
У строгого барина» всякая вина была виновата», у него «кто
ступил - тот и провинился». Старая поговорка гласила: «душа-божья,
голова-царская, спина-барская.» - «Друг вынужден был бить друга,
рассказывал один французский врач, родственник родственника. Я даже
скажу. что видели сына, принужденного бить отца».- «Так как он ни чем не
располагает, - говорит в другом месте тот же автор, - так как он ни в
чем не волен, он ничем не дорожит: ни женой, ни дочерью, которых в любой
момент может отнять у него каприз барина; ни своей землей, которая
всегда может быть безнаказанно присоединена к барским владениям, ни
своей родиной, где ему так горько живется. В душе его все темно и
смутно, он не различает добра от зла, добродетель от пороков; отечество,
семья - для него пустые слова».
Как безгранична была зависимость крепостного человека от своего
господина, видно из следующего рассказа англичанина Скельтона,
производившего в 1818 г . осушительные работы на Охте. Один рабочий,
крепостной человек, обратился к нему с просьбой разрешить ему отлучиться
к его барину, за 80 миль от Петербурга, чтобы испросить позволение
вырвать больной зуб. Оказалось, что без согласия своего господина
крепостной не смел его удалить. Скельтон, на свой риск, дал ему свое
разрешение. Известно, что господа неохотно разрешали своим крепостным
удаление зубов даже тогда, когда это было необходимо, потому что
отсутствие определенного числа зубов у рекрута препятствовало сдаче его в
солдаты.
За небольшие проступки, с крепостным, обычно, расправлялись
«домашними средствами» . По закону 1833 г. владелец имел право
употреблять «домашние наказания и исправления» по своему усмотрению,
лишь бы только не было увечья и опасности для жизни. «Дворянин может
бить своих крестьян или людей столько, сколько захочет, -отметил один
иностранец. Закон говорит лишь, что он не должен бить их до смерти; это
совершенно похоже на времена Моисея. Если избитый умрет в течение
ближайших 12 часов, вмешивается суд и дворянин может быть осужден, как
убийца; но судебные власти могут быть умилостивлены: небольшие подарки,
опущенные в руку судей, приезжающих на разбор дела и несколько стаканов
водки, предложенной им с видом лестного уважения, побуждают их видеть
вещи такими, какими они должны быть, то есть доказывают им достаточно
явственно, что дворянин не может быть виновным».
А. Кропоткин, отец будущего революционера. Когда после издания в
1861 г. новых законов о крестьянах, его юный сын сказал отцу: «А, ведь,
сознайтесь, что вы часто жестоко наказывали слуг, иногда даже без
всяких оснований?» -»С этим народом иначе и нельзя, - ответил старый
генерал.- Разве они люди?» - Описывая, далее, ряд случаев бесчеловечного
отношения дворян к своим крепостным, П. Кропоткин заметил: Таковы были
дела, которые я сам видел в детстве. Картина получилась бы гораздо более
мрачная, если бы я стал передавать то, что слышал в те годы: рассказы
про то, как мужчин и женщин отрывали от семьи, продавали, проигрывали в
карты, либо выменивали на пару борзых собак или же переселяли на окраину
России, чтобы образовать новое село; рассказы про то, как отнимали
детей у родителей и продавали жестоким или развратным помещикам; про то,
как ежедневно, с неслыханной жестокостью пороли на конюшне; про
девушку, утопившуюся, чтобы спастись от насилия; про старика,
поседевшего на службе барина и потом повесившегося у него под окнами;
про крестьянские бунты, укрощаемыe николаевскими генералами запарыванием
до смерти десятого или же пятого и опустошением деревни. После военной
экзекуции оставшиеся в живых крестьяне отправлялись побираться под
окнами. Что же касается до той бедности, которую во время поездок я
видел в некоторых деревнях, в особенности в удельных, принадлежащих
членам императорской фамилии, то нет слов для описания этого».
Обычное отношение господ к своим слугам не отличалось особой
заботливостью. Да и к чему было утруждать себя излишними о них
хлопотами. Еще Сумароков писал Екатерине - «наш низший народ никаких
благородных чувствований не имеет». Известный публицист того времени А.
Болотов также писал, что на него «наводили сомнения» - «крайняя
глупость, непросвещенность, грубое невежество и свойственная ей дурнота
нравственного характера нашей черни.» М. П. Погодин, сам выходец из
крепостной среды, писал в 1826 г. о народе, что он «низок, ужасен и
скотен».
Понятно, что в такой атмосфере «бредни» об освобождении крестьян
встречали решительный и резкий отпор со стороны крепостников. «Что же .
дворянин будет делать тогда, когда мужики и земля будут не его, а ему
что останется?» - замечает известный писатель ХVIII века Сумароков. -
«Впрочем свобода крестьянская не токмо обществу вредна, но и пагубна, а
отчего пагубна, того и толковать не надлежит» , - решительно заключает
aвтop.
Просвещеннейшие люди того времени - Державин и Карамзин,
Мордвинов и Лобачевский, в отношении своих крестьян, были также «сынами
своего века». Переводчик Лафонтена Дмитриев-Мамонов так истязал своих
крестьян, что вызвал даже вмешательство Екатерины II . Известный
баснописец Дмитриев, обедая с друзьями под липами «Филемонкида» не
постеснялся прибить лакея, разбившего стакан. Даже Новиков, слывший
«мартинистом», своего любимого секретаря, за «баловство», сдал в
солдаты. Фонвизин, один из образованнейших своего времени, почувствовал
себя необычайно оскорбленным тем, что во Франции лакеи не вскакивают с
мест перед господами, проходившими мимо этих «скотов».
Действительный тайный советник Ланской, отражая взгляды своего
круга, писал в николаевское время, что «продажа людей как целыми
селениями, так и порознь, без земли, нисколько не унизительна для
человечества, ибо сею продажею, также как и наследством, ничего иного с
ними не делается, как только передается от одного помещика другому право
на владение ими или, лучше сказать, переменяется одно имя владельца.»
Нашелся также «доктор обоих прав» Грибовский, который в особом,
посвященном «сиятельнейшему графу А. А. Аракчееву» сочинении, писал, что
«мнение утверждающих рабство противным вовсе уму и уничижающим природу
человеческую кажется слишком пристрастным.»
По законам того времени, владеть крепостными, как было уже
отмечено, могли лишь дворяне. Тем не менее крепостную при слугу заводили
себе не только именитые купцы, но даже бухарцы, торговавшие в
Апраксином рынке коврами, персидскими шалями и восточным оружием. В
таких случаях, для обхода закона, прибегали к разным ухищрениям.
«Изобретены способы, - писал Каразин, - продавать людей, особливо
порознь, лицам,
бухарцам, разъезжающим с шалями. Условясь о цене, пишут у маклера
контракт, силою которого такой-то помещик или помещица отдает такому-то
нахичеванскому или казанскому купцу такую-то свою крепостную девку для
наученья шитью золотом и шелками или тканью тех или других материй,
сроком на 25 (1) лет. Девушка «переходит в объятья азиатца», а у барыни
взамен остается выбранная ею шаль». Об этом же сообщает в своей записке
«Нечто о крепостном состоянии в России» (1819 г.) и Н. И. Тургенев. - «В
одной губернии, - пишет автор, - как сказывают, некоторые помещики
ежегодно на ярмонке продают девок приезжающим туда для сего постыдного
торга азиатцам, которые увозят сих жертв беззаконности далеко от места
их родины».
Из прошлого, сквозь века, из тьмы подвалов помещичьих усадеб к
нам, ныне живущим, несётся - как свет от давно потухшей звезды - глухой
стон. Это стонут крестьяне, которых запарывают насмерть, морят голодом,
заковывают в колодки, пытают, травят собаками, насилуют. Они обречены,
они обойдены вниманием историков. Лишь рассказы очевидцев, лишь
фрагменты полицейских отчётов, лишь крестьянские челобитные вырывают из
забвения этих несчастных с их немым, невидящим взором.
Побывавшие в России при Екатерине II иностранцы оставили
записки, полные изумления и ужаса. «Какие предосторожности не принимал
я, - вспоминал французский мемуарист, - чтобы не быть свидетелем этих
истязаний, они так часты, так обычны в деревнях, что невозможно не
слышать сплошь и рядом криков несчастных жертв бесчеловечного
произвола».
Без пощёчин и зуботычин не обходилось ни в одном господском доме.
Писатель Терпигорев вспоминал о своём дедушке-помещике, которого
прозвали «дантистом» за редкое умение одним ударом выбивать дворовым
слугам зубы в минуту барского гнева, а то и шутки ради. Этот господин
выделялся из ряда себе подобных не фактом битья своих рабов - так
поступали почти все, а только необычайной ловкостью битья.
Некая тульская помещица во время обеда регулярно приказывала пороть
перед собой повариху, причём не за скверную стряпню, а потому что
зрелище возбуждает в ней аппетит… Наказание розгами исчислялось тысячами
ударов и доходило до 15-20 тысяч. Пороли за любую оплошность - за
неряшливость, за громкий смех или за якобы мрачный взгляд. Пороли
поодиночке и партиями, по несколько раз в день или по несколько дней
кряду.
Русское дворянство явило миру совершенно фантастические образцы
чудачеств. Так, граф Разумовский сгонял в весеннюю распутицу тысячи
крепостных только для того, чтобы они устроили колоссальную насыпь через
реку и дали возможность проехать графу на другую сторону послушать
соловьёв…
Палить из пушек, устраивать импровизированные военные парады из
собственных крепостных, наряжать крестьянок нимфами и наядами - придумок
находилось множество.
Другой неотъемлемой приметой «благородного» быта был гарем из
крепостных девок. «Предосудительные связи помещиков с крестьянками вовсе
не редкость, - отмечал в середине XIX века экономист Андрей
Заблоцкий-Десятовский в отчёте для министра государственных имуществ. - В
каждой губернии, в каждом уезде укажут вам примеры… Сущность этих дел
одинакова: разврат, соединённый с насилием».
Примерно в те же годы публицист Александр Кошелев писал о своём
соседе: «Поселился в селе Смыкове молодой помещик С., страстный охотник
до женского пола и особенно до свеженьких девушек. Он иначе не позволял
свадьбы, как по личном фактическом испытании достоинств невесты.
Родители одной девушки не согласились на это условие. Он приказал
привести к себе и девушку и её родителей; приковал последних к стене и
при них изнасильничал их дочь. Об этом много говорили в уезде, но
предводитель дворянства не
вышел из своего олимпийского спокойствия, и дело сошло с рук преблагополучно».
Измайлов как-то за обедом спросил прислуживавшего ему старого
камердинера: «Кто лучше: собака или человек?» Камердинер на свою беду
ответил, что даже сравнивать нельзя человека с бессловесной неразумной
тварью, за что барин в гневе тут же проткнул ему руку вилкой, и,
обернувшись к стоявшему рядом дворовому мальчику, повторил свой вопрос.
Мальчик от страха прошептал, что собака лучше человека. Смягчившийся
генерал наградил его серебряным рублем.
Правда, однажды Измайлов все же несколько изменил своей
убежденности в превосходстве собак над людьми, приравняв их друг другу.
Это случилось, когда он выменял у своего соседа, помещика Шебякина,
четырех борзых, отдав за них столько же дворовых слуг - кучера, конюха,
камердинера и повара.
Выезд большого барина на охоту был для окрестных жителей, и
крестьян, и мелких помещиков, из тех, что по каким-то причинам не
присоединились к барской свите, беспокойным временем. Лихие охотники,
наслаждаясь своей безнаказанностью за спиной всесильного покровителя, не
церемонились с чужим имуществом. Всадники вытаптывали поля, губили
посевы, собаки нападали на домашнюю птицу и скот. Всякий, кто оказывался
поблизости, не мог считать себя в безопасности. Видевший такую охоту
современник вспоминал: «Когда псари и псарня расставятся по местам, то
по занятому ими полю не проходи уже и не проезжай никто - запорют
кнутьями… Это была уже не компания благородных людей, дворян-охотников, а
неистовствующая шайка охальников и разбойников».
За удачную травлю зверя барин мог щедро наградить. Но за ошибки и
промахи следовала немедленная кара. За упущенного зайца или лису пороли
здесь же, в поле, и редкая охота обходилась без суровых наказаний -
«большею частию вся прислуга кулаком глаза утирала и вздыхала».
А.П. Заблоцкий-Десятовский, собиравший по поручению министра
государственных имуществ подробные сведения о положении крепостных
крестьян, отмечал в своем отчете: «Вообще предосудительные связи
помещиков со своими крестьянками вовсе не редкость. В каждой губернии, в
каждом почти уезде укажут вам примеры… Сущность всех этих дел
одинакова: разврат, соединенный с большим или меньшим насилием.
Подробности чрезвычайно разнообразны. Иной помещик заставляет
удовлетворять свои скотские побуждения просто силой власти, и не видя
предела, доходит до неистовства, насилуя малолетних детей… другой
приезжает в деревню временно повеселиться с приятелями, и предварительно
поит крестьянок и потом заставляет удовлетворять и собственные скотские
страсти, и своих приятелей».
Принцип, который оправдывал господское насилие над крепостными
женщинами, звучал так: «Должна идти, коли раба!» Принуждение к разврату
было столь распространено в помещичьих усадьбах, что некоторые
исследователи были склонны выделять из прочих крестьянских обязанностей
отдельную повинность - своеобразную «барщину для женщин».
Один мемуарист рассказывал про своего знакомого помещика, что у себя в
имении он был «настоящим петухом, а вся женская половина - от млада и
до стара - его курами. Пойдет, бывало, поздно вечером по селу,
остановится против какой-нибудь избы, посмотрит в окно и легонько
постучит в стекло пальцем - и сию же минуту красивейшая из семьи выходит
к нему…».
В других имениях насилие носило систематически упорядоченный
характер. После окончания работ в поле господский слуга, из доверенных,
отправляется ко двору того или иного крестьянина, в зависимости от
заведенной «очереди», и уводит девушку - дочь или сноху, к барину на
ночь. Причем по дороге заходит в соседнюю избу и объявляет там хозяину:
«Завтра ступай пшеницу веять, а Арину (жену) посылай к барину»…
В.И. Семевский писал, что нередко все женское население
какой-нибудь усадьбы насильно растлевалось для удовлетворения господской
похоти. Некоторые помещики, не жившие у себя в имениях, а проводившие
жизнь за границей или в столице, специально приезжали в свои владения
только на короткое время для гнусных целей. В день приезда управляющий
должен был предоставить помещику полный список всех подросших за время
отстутствия господина крестьянских девушек, и тот забирал себе каждую из
них на несколько дней: «когда список истощался, он уезжал в другие
деревни, и вновь приезжал на следующий год».
Все это не было чем-то исключительным, из ряда вон выходящим, но,
наоборот, носило характер обыденного явления, нисколько не осуждаемого в
дворянской среде. А.И. Кошелев писал о своем соседе: «Поселился в селе
Смыкове молодой помещик С., страстный охотник до женского пола и
особенно до свеженьких девушек. Он иначе не позволял свадьбы, как по
личном фактическом испытании достоинств невесты. Родители одной девушки
не согласились на это условие. Он приказал привести к себе и девушку и
ее родителей; приковал последних к стене и при них изнасильничал их
дочь. Об этом много говорили в уезде, но предводитель дворянства не
вышел из своего олимпийского спокойствия, и дело сошло с рук
преблагополучно».
У одной петербургской вдовы, госпожи Поздняковой, недалеко от
столицы было имение с до
столицы было имение с довольно большим количеством душ. Ежегодно по ее
приказанию оттуда доставлялись самые красивые и стройные девочки,
достигшие десяти-двенадцати лет. Они воспитывались у нее в доме под
надзором особой гувернантки и обучались полезным и приятным искусствам.
Их одновременно обучали и танцам, и музыке, и шитью, и вышиванью, и
причесываныо и др., так что дом ее, всегда наполненный дюжиной
молоденьких девушек, казался пансионом благовоспитанных девиц. В
пятнадцать лет она их продавала: наиболее ловкие попадали горничными к
дамам, наиболее красивые - к светским развратникам в качестве любовниц. И
так как она брала до 500 рублей за штуку, то это давало ей определенный
ежегодный доход
«В «Полицейском листке» печатается, что продаются муж повар 40
лет, жена прачка и дочь, 16 лет, красивая, умеющая гладить и ходить за
барыней. Я догадался, что это девушка Аполлинария, знакомых господ.
Барин раньше ни за что не соглашался ее продать, а теперь, вероятно, уже
надоела, или он нашел новую и продает…».
Крепостных не только продавали или проигрывали в карты - их часто
дарили или «отпускали в услужение» к тем, кто не имел права владеть
людьми на законном основании. Современник так описывал эти обычаи:
«Крестьянских мальчиков и девочек дарилось особенно барынями порядочное
количество. Набожные барыни любили награждать своих духовных отцов или
поступались знакомым купцам или купчихам. По недостатку в деньгах или по
скупости дарили людей судейским и приказным за их одолжение по тяжебным
и служебным делам… Полиция нигде в это не вступалась и не требовала на
них ни видов, ни паспортов».
Телесные наказания превратились в неотъемлемую часть
дворянского быта. Господа не задумываясь пускали в ход кулаки и плети,
чтобы излить гнев на крепостных, но все-таки настоящую расправу чинили
по приказу помещика специально отобранные для этого люди из числа
дворни, как правило кучера. Они сопровождали помещика повсюду в усадьбе и
при выезде на поля. Некоторые дворяне, особенно из числа заядлых
охотников, в помощь кучерам придавали специально выдрессированных собак.
С собаками конвоировали крестьян до места заключения или расправы, с
ними стерегли заключенных. Собаками травили людей, причем делалось это
нередко публично.
«Нет дома, в котором не было бы железных ошейников, цепей и
разных других инструментов для пытки»!.. - это собственное утверждение
императрицы Екатерины Второй достаточно выразительно характеризует
жестокость и степень распространенности физических наказаний крепостных
людей в российской империи.
Ждите подпольных и фиктивных волонтеров!
Очковтирательство у них на высоте, было и есть.
ХТО ВІРИТЬ МЕНТАМ????
Слава Україні!
Милиция изъяла гранаты, боеприпасы и беспилотник в припаркованном около волонтерского центра автомобиле в ОдессеИсточник:https://censor.net/n318637
ЩО ХОТІЛИ ВЗРИВАТИ АВТО РАЗОМ З БЕЗПІЛОТНИКОМ??? БІЛЯ ВОЛОНТЕРСЬКОГО ЦЕНТРУ????
СЛАВА УКРАЇНІ!!! СЛАВА ОДНОТУРОВОМУ !!!!!
Милиция изъяла гранаты, боеприпасы и беспилотник в припаркованном около волонтерского центра автомобиле в ОдессеИсточник:https://censor.net/n318637
ХТО І КОГО ВЗРИВАТИ ХОТІЛИ???
ОДЕССЬКІ МЕНТИ???? НАРОД ВІРИТЬ МЕНТАМ???
Волонтёры привезли себе сувениров из зоны АТО а их цензор выдаёт за террористов. Особенно улыбнул сувенир - 30 мм бронебоыный снаряд, страшное оружие террористов.