ГОЛОДОМОР - НЕПРИЗНАННЫЙ СТРАТОЦИД

Автор: Газета.Ru

Многомиллионные жертвы коллективизации и голодомора и на Украине, и в России используются исключительно для текущих политических манипуляций и создания выгодных каждой из стран исторических мифов.

Крестьянство - угроза большевизму

Сталинская коллективизация стала своеобразным завершением революционного процесса 1917 года. Причины и характер беспрецедентной в истории ХХ века трагедии 1932-1933 годов, которую чаще всего называют голодомором, невозможно понять без оценки событий, происходивших накануне и во время коллективизации. В 1918-1926 годах в стране сформировался новый господствующий класс, удерживавший политическую власть и обеспечивавший свое привилегированное положение при помощи диктатуры одной партии и репрессий. В класс бюрократии Коммунистической партии (к 1930-1932-му - примерно 150 тысяч человек) входили руководители партийных организаций, работники центрального аппарата и органов управления партии, а также руководители карательных органов государственной безопасности.

В результате продовольственных кризисов 1927-1928 годов стало очевидно, что сосуществование свободного крестьянина - производителя продовольствия и номенклатуры ВКП(б) невозможно.

Крестьянин и предприниматель всегда бы представляли угрозу для большевиков своей способностью определять положение дел на продовольственном рынке, оказывая решающее влияние на снабжение городов. Сталину в 1928-м стало понятно: «советская власть» повисла на волоске, ее надо спасать. После 1928-го дальнейшее удержание власти номенклатурой было возможно только при условии создания такой системы производства, в основу которой был бы положен принудительный труд бесправного населения. Сохранение иных форм экономических отношений неизбежно бы укрепляло позиции и влияние в стране свободных предпринимателей. В конце концов предприниматель вытеснил бы коммунистов из экономической и политической жизни. Номенклатура была бы отстранена от власти с неизбежной персональной ответственностью за социалистический эксперимент и совершенные после 1917-го преступления, с не предсказуемыми для многих активных членов Коммунистической партии последствиями.

Следовательно, крестьянин - свободный производитель товарного хлеба и сельскохозяйственной продукции подлежал либо превращению в прикрепленного к земле и госпредприятию батрака, либо уничтожению.

Объектом чудовищного по масштабам насилия должна была стать не национальная, а социальная группа независимо от географических или региональных границ.

Главная причина коллективизации, в первую очередь, заключалась в стремлении высшей номенклатуры ВКП(б) в сохранении своего господствующего положения в России, завоеванной большевиками в годы гражданской войны.

В СССР к 1929 году проживали округленно 154 млн человек, из которых не менее 130 млн составляли крестьяне. К 1932-му большевики загнали в колхозы, ставшие госпредприятиями по принудительной обработке земли, 61,5% крестьянских дворов, а к 1937-му - 93%.

Контрреволюционный актив

5 января 1930 года ЦК ВКП(б) вынес постановление, согласно которому коллективизации подлежало большинство крестьянских хозяйств. 15 января была образована комиссия во главе с секретарем ЦК Молотовым, которая разработала предложения по «ликвидации кулачества», сводившиеся к следующему:

1) Отмена действия закона об аренде и применении наемного труда - тем самым «кулаки» больше не могли пользоваться собственным земельным наделом и нанимать односельчан для его обработки.

2) Насильственное изъятие собственности: орудий производства, скота, хозяйственных и жилых построек, предприятий по переработке сельхозпродукции, продовольственных, фуражных и семенных запасов.

3) Все «кулацкое население» разбивалось на три категории. Отнесенные ОГПУ и местным совпартактивом к I категории («контрреволюционный актив») этапировались в концлагеря или подлежали расстрелу; отнесённые ко II категории депортировались в отдаленные местности СССР; отнесенные к III категории выселялись за пределы колхоза, проводившего раскулачивание.

30 января 1930 года предложения комиссии Молотова были оформлены секретным постановлением Политбюро ЦК ВКП(б).

Планировалось по I категории - этапировать в концлагеря или расстрелять 60 тысяч человек, по II категории - депортировать на север СССР, в Сибирь, на Урал, в Казахстан 245 тысяч человек.

При депортации несчастным оставлялись лишь «самые необходимые предметы домашнего обихода, элементарные средства производства» (топор, лопата), «минимум продовольствия». Деньги подлежали конфискации, на каждую семью разрешалось оставить не более 500 рублей.

Семьи арестованных ОГПУ «кулаков» автоматически относились к следующей категории.

Всего за 1930 через «тройки» органов ОГПУ прошли почти 180 тысяч человек, из которых около 19 тысяч осуждены к расстрелу, около 100 тысяч - к заключению в тюрьмах и лагерях. К концу 1930 года в местах лишения свободы в СССР содержались 250-300 тысяч человек, кроме того, еще около 160 тысяч находились в лагерях ОГПУ.

(Для сравнения: общая численность арестантов всех категорий в местах заключения Российской Империи на 1 января 1911 года составляла 174 тысячи 733 человека, в т. ч. политических - 1331 человек).

Колхозный актив, члены ВКП(б) и комсомольцы вместе с представителями райисполкомов, райкомов партии проводили опись имущества, затем семья «кулака», выгонялась из дома на улицу с минимальными пожитками и в кратчайший срок в общей колонне таких же несчастных отправлялась на ближайшую железнодорожную станцию.

На станциях мужиков, детей, женщин, стариков и старух грузили, словно скот, в товарные теплушки и отправляли в Среднюю Азию, Казахстан, Коми, на Урал, в Сибирь. Везли неделями без хлеба, пищи и воды, по приезде поселяли в голую степь. Жилье строилось медленно. Так, к сентябрю 1930-го в Северном крае было построено менее 2% требовавшегося для спецпереселенцев жилья. Это значит, что с зимы 1930 люди жили на улице, в землянках, шалашах, сараях, в лесу, на болотах и вымирали тысячами.

По ныне опубликованным данным ФСБ РФ, за период с 1930-го по 1940-й в советских спецпоселках погибли от 1,8 до 2,1 миллиона раскулаченных.

Крестьянство ответило на коллективизацию массовыми восстаниями зимы - весны 1930 года. На Дону, Кубани, Тереке, в Западной Сибири и даже в отдельных районах Центрально-Чернозёмной области происходили открытые вооруженные столкновения между повстанцами и военизированными формированиями советско-партийного актива, усиленными войсками ОГПУ и сводными частями РККА. По данным ОГПУ за январь - апрель 1930 года, по стране произошло более 6 тысяч крестьянских выступлений, в которых участвовали почти 1,8 млн человек. (Для сравнения: к лету 1919-го совокупная численность чинов всех белых армий в России не превышала 600 тысяч человек).

В создавшейся ситуации Сталин был вынужден временно ослабить натиск на деревню, заявив о «добровольности» колхозного движения. В итоге весной - летом 1930-го начался фактический развал коллективных хозяйств. Однако от успеха создания колхозной системы по-прежнему зависела судьба номенклатуры ВКП(б). Поэтому в 1931-1932 годах принудительная коллективизация продолжалась. Главное сопротивление советским мероприятиям оказывалось населением, в первую очередь, в наиболее хлебопроизводящих районах страны, а также в районах, бывших центрами антибольшевистского сопротивления в 1918-1920 годах.

Голодомор и коллективизация

Номенклатура ВКП(б) задолго до нацистов и в мирное время применила голод как инструмент массовых политических репрессий против граждан собственной страны.

Путем непомерных хлебозаготовок планировалось поставить население непокорных областей на грань физического выживания, заставив, таким образом, отказаться от сопротивления насильственному созданию колхозов.

Массовая гибель людей от голода в 1933 году на селе была организована сталинской партийно-чекистской номенклатурой непосредственно в результате безжалостных и непомерных хлебозаготовок, проводившихся осенью 1932-го и зимой 1932-1933-го. Колхозная система позволила большевикам за бесценок изымать хлеб из деревни более эффективно, чем во время продразверстки 1918-1921 годов. В 1930 году партийно-советские органы забрали более 30% валового сбора зерновых, а в 1931-м - уже около 40%. В 1932-м норма изъятия хлеба в зерновых районах была увеличена до 45%, несмотря на то что урожай 1932-го (698,7 млн центнеров) был намного меньше урожая 1930-го (835,4 млн).

В итоге хлебозаготовки 1932-го превысили хлебозаготовки 1930-го более чем на 30%.

Летом 1932-го в отдельных регионах голод уже наступил. Тогда же он охватил 127 районов УССР, 10-12 районов Центрального Казахстана, где голодали около 100 тысяч хозяйств. Еще весной здесь умерли почти 15 тысяч казахов. При этом недород в 1932-м хотя и имел место, но был значительно меньше недорода 1931-го.

Объективных условий для массового мора в стране не существовало, среднего урожая 1932-го было вполне достаточно, чтобы избежать голода и выполнить разумные хлебопоставки,тем более что сбор зерновых 1932 года (698,7 млн центнеров) превысил сбор «неголодного» 1931-го (694,8 млн). Но урожай 1932-го попал под пресс невыносимых для села хлебозаготовок. Непомерный план выполнялся с огромными трудностями. Ни колхозники, ни единоличники не спешили сдавать хлеб государству, претендовавшему уже не на излишки, а на зимние и весенние запасы личного потребления.

Зимой 1932-1933-го смертность от голода приняла массовый характер на Украине и в Казахстане. К весне 1933-го голод носил уже межрегиональный характер.

Весной - летом 1933-го на Украине, Северном Кавказе, в Поволжье, в Казахстане, в Таврии, в южных областях Центрально-Черноземного округа, в отдельных районах Дальневосточного края и Уральской области голодали, по личному признанию Сталина, мельком сделанному в сентябре 1940-го, от 25 до 30 млн человек.

Ныне опубликованные документы рисуют страшные картины человеческих страданий и деградации.

Только в конце лета 1933-го голодомор пошел на убыль. Точное число жертв голода 1932-1933-го не установлено. Но порядок страшных цифр известен. Несмотря на коллективизацию, в стране в 1929-1932 годах сохранялся постоянный прирост населения, хотя 1931-1932-м он и сократился в. На 1 января 1933 численность населения СССР составляла 162 млн 902 тысячи человек. На 1 января 1934-го - 156 млн 797 тысяч. Даже за трагический 1932-й, когда голод уже охватил целые районы на Украине и в Молдавской АССР, естественный прирост населения покрыл убыль, и за 1932-й население СССР в целом все-таки увеличилось на 1 млн 51 тысячу человек. Однако за 1933-й численность населения СССР не увеличилась, а сократилась на 6 млн 115 тысяч.

Прямые жертвы советской власти в результате коллективизации и голодомора (1930-1933) распределяются примерно следующим образом: не менее 100 тысяч погибли в результате подавления антиколхозных восстаний 1930-1932 и внесудебных репрессий во время коллективизации; 6,5 млн (в том числе 4 млн на Украине) - в результате искусственного голодомора, организованного Политбюро ЦК ВКП(б) во второй половине 1932-го и зимой 1933-го с целью ослабления сопротивления коллективизации на Дону, Кубани, Украине, в Казахстане, Поволжье и Западной Сибири; 1,8-2,1 млн спецпереселенцев погибли в побегах и умерли в результате нецивилизованных условий быта и труда, созданных властью в местах спецпоселений в 1930-1940 годах; 35 тысяч 734 человека были расстреляны ОГПУ-НКВД по обвинениям в «контрреволюционных преступлениях» в 1930-1933 годах. Всего погибло около 8 млн 450 тысяч человек.

Пиар на крови

Попытка современных украинских политиков выдать всесоюзную крестьянскую трагедию исключительно за «акт репрессивной политики России против Украины» не выдерживает критики. Подобные оценки вполне можно расценивать как надругательство над памятью погибших в годы коллективизации крестьян, не бывших украинцами по национальности.

Искусственный голод был организован высшей номенклатурой ВКП(б) не только на Украине, но и в Поволжье, на Дону и на Кубани, в Казахстане и некоторых других регионах Советского Союза.

Совершенно очевидно, что число советских крестьян (русских, украинцев, казахов и др.), уничтоженных Сталиным в годы коллективизации, в разы превышает число советских евреев, уничтоженных нацистами во время оккупации в 1941-1944 годах, а также в целом превышает жертвы гражданского населения на оккупированных территориях СССР в годы войны. Речь идет о гуманитарной катастрофе, вполне сравнимой с холокостом, но имеющей социальную, а не национальную окраску.

Именно поэтому, в свою очередь,

власть в Российской Федерации решительно не заинтересована в объективных оценках коллективизации и голодомора в годы первой пятилетки, равно как и в увековечивании памяти миллионов погибших крестьян. Подобные действия сделали бы вновь актуальным вопрос о юридической и морально-нравственной оценке политических мероприятий Коммунистической партии.

Признание сталинской государственной политики в 1929-1933 годах актом стратоцида - массового уничтожения собственного населения по социальному признаку - вступило бы в резкое противоречие с ложной исторической памятью, укорененной в российском общественном сознании, и с попытками выстроить современную российскую государственность на признании ценности и позитивного характера советского периода. К сожалению, миллионные жертвы коллективизации на Украине будут использоваться лишь для политических манипуляций и создания русофобских мифов, а в России их последовательно будут предавать забвению, чтобы не допустить делегитимизации нынешней власти, не способной существовать без обращения к советской исторической традиции.

Автор - старший научный сотрудник факультета филологии и искусств Санкт-Петербургского государственного университета.